Я слышу веселый голос Гамбита, несущийся из комнаты Элси. Он напевает ей какую-то песню, на французском, что-то вроде Марсельезы. Я качаю головой. Он никогда не добьется, чтобы ребенок заснул, если будет петь так громко. Гамбит только учится быть отцом, открывая для себя, что Элси любит, а что нет. И хотя мой инстинкт велит мне рвануться вперед и служить переводчиком, я заставляю себя оставаться на месте и дать ему возможность научиться произносить слово«ребенок».
Я протираю кухонный стол, смахивая остатки ужина Элси себе в ладонь. Присев на корточки, собираю с пола кусочки курицы и картошки. Как это одной крохотной девчушке удается создать вокруг себя такой беспорядок?
Голос креола звучит теперь тише, спокойнее. Вот так-то лучше. Я слышу, как он что-то шепчет ей, может, рассказывает сказку. Он выдумывает замечательные истории о феях, привидениях и добрых волшебниках. Оказалось, его фантазии больше не ограничиваются женщинами и карточными играми.
Напоследок я протираю прилавок и вешаю кухонное полотенце на крючок для просушки. Свет на кухне погашен, и квартира погружается в мягкий полумрак,освещенная только настольной лампой в гостиной. Я закрываю глаза и наслаждаюсь звуками голоса Рэми. Не могу расслышать слова, но его тон гипнотизирует. Я пытаюсь не замечать свою внутреннюю боль, тоску по чему-то недостижимому.Гамбит вот уже много недель ужинает с нами почти каждый вечер. Обычно я готовлю, пока он играет с Элси. Иногда мы заказывает еду на дом, и это напоминает мне о бесчисленных ночах, проведенных за работой, когда мы ели пиццу или китайскую пищу. Теперь во время ужина нас разделяет не груда неразрешимых проблем войн людей и мутантов, а двухлетний ребенок.
На прошлой неделе мы ходили вместе с Элси в ресторан через улицу. Я знаю, что Рэми нервничал, вспоминая ночи, когда он ел сандвичи, заботливо оставленные для него на ближайшей помойке. Хозяин ресторана даже прослезился, увидев нас троих вместе, и не позволил нам заплатить за ужин.
Гамбит появляется на пороге комнаты. Он потягивается, подняв руки над головой,и его свитер приподнимается, открывая полоску загорелой кожи над поясом джинсов. Мои руки жаждут скользнуть под свитер и потрогать его теплую кожу.Хотя мы теперь и проводим время вместе, ни один из нас не имеет смелости, чтобы пересечь эту разделительную черту. Словно в старые времена - когда я не могла контролировать свою силу и мы не могли прикоснутся друг к другу.
-Потребовалось три песни и две истории, чтобы она, наконец, заснула, - он падает на диван и вытягивает свои длинные ноги под кофейным столиком.
-Она борется со сном, чтобы больше времени побыть с тобой, - говорю я и ловлю себя на том, что думаю: не звучит ли это как критика. – Ты ее завораживаешь.
-Она меня завораживает. В ней всё чудесно. Словно мир – новая сверкающая игрушка. Неужели и мы такими были, когда были маленькими?
Я тоже пристраиваюсь на диване рядом с ним, но не дотрагиваюсь до него.
-Я думаю, что дети смотрят на мир и видят все его возможности, но большинство из нас теряет эту способность, когда вырастает. Лишь немногим удается ее сохранить. – Я поворачиваюсь и ловлю взгляд Рэми. Он всегда был одним из этих немногих, глядящих на жизнь широко открытыми глазами, желая получить от нее все, что только подчас можно человеку: игры, развлечения, женщины… Чего ему стоил ужас последних нескольких лет? Не утраты ли этой способности? Если так,это было бы самой высокой ценой из всех возможных.
Раньше меня просто бесила его абсолютная уверенность в себе и своем шарме. Я,конечно, считала своим долгом сдерживать этот безудержный энтузиазм не давая ему легко флиртовать со мной. Постоянно ревновала, стоило ему слегка подмигнуть какой-либо девушке. Теперь мне не хватает изумления в его глазах, сияния его очаровательной улыбки, с легкостью побуждавшей меня следовать за ним на край света. Жизнь –подчас чертовски забавная штука.
-Мне, наверное, нужно дать тебе отдохнуть, - говорит он и начинает подниматься с дивана.
Гамбит никогда не задерживается надолго после того, как Элси засыпает. Его до сих пор мучают приступы паники, а когда ничего не случается, думаю, он стремится убраться восвояси, не опозорившись. Иногда что-нибудь выбивает его из колеи, лишая возможности дышать и заставляя безостановочно трястись. В такие минуты он не решается встретиться со мной взглядом. Может, его смущает, что я стала свидетелем его слабости.
Креол все время держит себя в узде, боясь, что если я увижу всю его боль, я в ужасе отвернусь от него. Он думает, что я сильная, что я не смогу принять человека, которым он стал. Вот еще одна маленькая шутка судьбы – моя гордость держит меня вдали от человека, в котором я нуждаюсь больше всего. Я старалась прикрыть следы моих собственных страхов и боли. Но мне удалось только замаскировать очевидное. Я тоже боюсь обнажать свои раны.
-Еще рано, Рэми. Давай посмотрим телевизор? – Я осторожно дотрагиваюсь до его руки. Он снова садится и с нерешительным видом откидывается на спинку дивана. Я беру пульт, включаю телевизор и переключаю каналы, пока не натыкаюсь на старый фильм.
Я гашу лампу, и теперь комната освещена только голубоватым отблеском от экрана телевизора, на котором - «Мистер Смит едет в Вашингтон». Мы усаживаемся поудобней, едва касаясь бедрами, и смотрим кино. Я поражена тем, насколько характер молодого Джеймса Стюарта похож на нрав Гамбита, каким я его увидела впервые: возбужденного, задорного и невыносимо красивого. Я бросаю взгляд на него. Лицо креола остается непроницаемым, но он, похоже, позволяет себе немного расслабиться и чуть ближе придвинуться ко мне.
Мои глаза наполняются слезами в тот момент, когда Джефферсон Смит падает на пол в Сенате, убежденный, что он опозорен и одинок. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на реакцию Рэми, и обнаруживаю, что он заснул, откинув голову на спинку дивана и слегка приоткрыв рот. Первый раз с того момента, как он вернулся в мою жизнь, я вижу его полностью умиротворенным и спокойным. Его лицо кажется моложе, маленькие морщинки вокруг глаз разглажены сном, и боль, которая,похоже, держит его в тисках, на время отпускает его. Я провожу пальцем по его подбородку и возношу хвалы Господу за то, что мне позволено это увидеть.
Я боюсь, что если попробую разбудить его и уложить в постель, он ударится в панику и сбежит в свою комнатку за мебельным магазином. Лучше оставить его спать на диване. Я достаю из ящика пару одеял и укрываю его. Рэми Ле Бо растягивается на диване во весь рост. Что ж, видимо, я поступила правильно.
Потом я иду проверить Элси и начинаю готовиться ко сну. Я думаю о мужчине,который спит сейчас в соседней комнате, и удивляюсь – неужели эта почти семейная жизнь и есть всё, что у нас когда-либо будет. В течение двух лет я наблюдала за ним издали. Он был слишком травмирован, слишком уязвим, чтобы позволить мне подойти ближе. Мне бы надо радоваться тому, что у нас есть сейчас, но я жадная. Я чувствую себя, как женщина, которая снова обрела способность ходить. Способность прикасаться, не причиняя вред. Но меня ни за что не удовлетворит продвижение потихоньку, маленькими шажками – я хочу бежать.
Перед тем, как заснуть, я молюсь, чтобы в один прекрасный день мы начали жизнь вместе. Когда я позволяю себе мечтать, то вижу дом в деревне, где Рэми мог бы делать прекрасную мебель, а я занималась дочерью, представляю себе место, где Элси выросла бы сильной и здоровой.
Я усмехаюсь: если и жизнь вернет прежнего Гамбита, то это будут походы в казино и сплошные романы креола-красавца с другими женщинами. Или все-таки нет?
Я просыпаюсь от криков, за которыми следует удар. Сначала я не в состоянии двигаться, сердце готово выскочить из груди. Онемевшими от сна пальцами зажигаю лампу около кровати. Потом врываюсь в комнату и с удивлением обнаруживаю, что грохот не разбудил Элси.
Освещения из спальни достаточно, чтобы рассмотреть картину. Гамбит сидит на полу – взгляд стеклянный, грудь вздымается, лицо мокрое от пота. Волосы выбились из-под резинки и свисают со лба. Я слышу его затрудненное дыхание, словно каждый вздох причиняет ему боль.
Этого следовало ожидать. После всего того, что ему пришлось пережить, я должна была предвидеть это. Но выражение его лица – словно его сейчас раздавит товарняк – повергает меня в шок.
Я опускаюсь на колени в двух шагах от него. Держа руки ладонями вверх, я стараюсь выглядеть как можно более миролюбиво. Он пытается выровнять дыхание и тянет за ворот своего свитера, словно тот его душит. Потом обводит взглядом комнату, но вряд ли понимает, где находится. Он напоминает мне перепуганное животное, загнанное в ловушку.
-Рэми, sugah, ты в безопасности. В моей квартире. Тебе приснился кошмар. –По-прежнему стоя на коленях, я придвигаюсь чуть ближе, но не пытаюсь дотронуться до него. Я просто сижу и считаю его вдохи и выдохи, пока он приходит в себя. Все еще прижимая руки к горлу, он постепенно начинает воспринимать окружающее.
-Господи, Роуг, я разбил твою лампу, cherie, - говорит он, когда его дыхание выравнивается настолько, что он может произнести слова.
Он, вероятно, от чего-то отмахивался и столкнул лампу со столика около дивана.От нее остались только светло коричневые керамические черепки, лежащие на паркетном полу, абажур валяется рядом. Креол пытается неловкими от шока руками подобрать осколки.
-Магазин «Поттери Барн». Мне понадобится не более получаса на покупку новой.

– Здесь есть только две вещи, которые ничем нельзя заменить. - Я не хочу, чтобы Гамбит порезался об острые осколки, поэтому сжимаю его холодные, как лед, пальцы. Его лицо влажно от пота, я беру его в ладони и чувствую, как его тело сотрясает дрожь.
-Давай-ка, тебе лучше сесть сюда. Ты замерз. – Я тяну его вверх, и он, дрожа,падает на диван. Обернув нас обоих одеялом, я крепко обнимаю его. Его руки так сжимают меня, словно я единственная безопасная вещь в мире, и мне становится трудно дышать.
-Надеюсь, я не разбудил Элси, - говорит он. Его голос дрожит, и он продолжать трястись всем телом.
-Нет, она спит. У тебя это часто бывает, да, Рэми? Поэтому ты всегда так рано уходишь.
-Теперь уже не так часто, как раньше. В самом начале было гораздо хуже –привлекало много внимания в ночлежках, поэтому я старался по возможности ночевать на улице. Пьяные могут спать где угодно. – Он пытается улыбнуться, но меня не проведешь. – Сейчас лучше – ночью на складе, кроме меня, никого нет. Я там никого не беспокою.
-Ты боишься разбудить соседей? – Я немного отодвигаюсь, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Рэми, тебе нужна помощь. Это разрывает тебя на части – приступы паники, кошмары. Ты же знаешь, что без лечения улучшения не наступит.
Мой голос звучит резче, чем я хотела. Не знаю, на кого я больше разозлилась: на Гамбита за то, что он недостаточно заботился о своем здоровье, или на себя за то, что была резка с ним. Его лицо неподвижно.
-И что, ты думаешь, врач может сделать для меня? Предположим, что он не сдаст меня при первом же упоминании о таинственных экспериментах. Как долго, по твоему мнению, я продержусь, прежде чем меня залечат до полного отупения?
Голос у него низкий, полный спокойного гнева, и от этого еще более пугающий. Но он не отпускает меня, и я надеюсь, что это означает больше, чем просто необходимость ощущать рядом тепло другого человека. Я кладу голову ему на грудь и слушаю стук его сердца. Мои молитвы текут, как соленые слезы. Господи Боже,пожалуйста, излечи этого сломленного человека. Пожалуйста, восстанови его дух.Пожалуйста, дай мне силы помочь ему.
-Что тебе снится? – спрашиваю я в мягкие складки его свитера.
-Не хочу говорить об этом.
-Мистик говорила, когда я жила у нее, что рассказ о плохих снах забирает их силу. Если это срабатывает, чтобы побороть детские плохие сны, может, это сработает и для твоих взрослых кошмаров. – Мое ухо прижато к его груди, и я слышу, как он вздыхает. Я совсем сошла с ума, потому что изображаю психолога-любителя с настоящим профессионалом. Но если я не могу заставить его поговорить со специалистом, может, мне удастся заставить его поговорить со мной.
-Мистик?… huh… Ну хорошо, cherie. Ты хочешь услышать о моих снах? Во сне мне холодно, как будто я лежу голый на глыбе льда. - При этих словах, мое сердце словно останавливается, я чувствую знакомую боль. - Я не могу шевельнуться. Не могу помешать им мучить меня. А они именно это и делают, разрывая мою плоть, ломая кости. Я кричу и кричу, но это не кончается. – Он говорит шепотом, и в его голосе такая острая боль, что ее края, кажется, могут порезать до крови. – Знаешь, я действительно не помню, что со мной произошло… в смысле, наяву. Я вижу омерзительное лицо Синистера, издали слышу, как он говорит, что Гамбит никому не нужен... Даже тебе, cherie.Каким-то образом это делает кошмары еще хуже. Боюсь, что сны являются правдой.
Рот у меня пересох, а тело напряглось в объятиях Гамбита, когда озарение снизошло на меня. Я отпрянула, пытаясь выпутаться из одеяла. Слишком сильно и слишком близко. Я смотрю на Рэми немигающим взглядом, пытаясь бороться с поднимающейся дурнотой. Я знаю эту правду, которую я тоже как будто помню, но не совсем отчетливо, - проблеск чего-то столь ужасного, что остается только молиться, чтобы это не оказалось реальностью. Пожалуйста, пусть это будет продуктом воспаленного воображения или фантазией, рожденной просмотром по телевизору очередного ужастика. Господи Боже, не хочу, чтобы это оказалось правдой
Гамбит глубоко вздыхает, и клянусь, он в состоянии прочесть мои мысли. Не знаю,пугает это меня или успокаивает. Он снова притягивает меня к себе, и я прижимаюсь к нему, слишком потрясенная, чтобы сопротивляться.
-Ты ведь знаешь, правда?
Я киваю, мои волосы скользят по гладкой поверхности его свитера. Мы сидим,обнявшись, как дети, которые боятся темноты. Поистине, слепой ведет слепого.Убаюканная биением его сердца и его ровным дыханием, я засыпаю.
И просыпаюсь в одиночестве от звука мультиков. Я так заботливо укрыта двумя одеялами, что мне приходится потрудиться, чтобы выбраться. Остатки разбитой лампы убраны. Я словно вижу, как Гамбит стараясь не шуметь, осторожно поднимает каждый черепок, а потом выходит, тихо прикрыв за собой дверь. Как это на него не похоже. Я зажмуриваюсь, и лицо креола проплывает перед моим мысленным взором. Меня беспокоит, не слишком ли сильно я на него надавила.
Элси сидит перед телевизором и, не отрываясь, смотрит, как на экране мульт-кошка гоняется за гораздо более умной мульт-мышкой. Мышка согласно традиции проскальзывает в арку в стене, символизирующую вход в мышиную норку,предоставляя кошке право с размаху влепиться в стену. Боюсь, однажды Элси обнаружит, что в реальной жизни мышкам редко удается спастись и что кошки обычно побеждают.
В спальне безрезультатно надрывается будильник, но звучит недостаточно громко,чтобы быть услышанным в соседней комнате. Сколько времени он звонил, а я не обращала на него внимания? Один взгляд на часы дает мне понять, что нужно торопиться, чтобы успеть на работу.
Элси ловко использует мою заторможенность для своей выгоды. Я позволяю ей завтракать перед телевизором, потому что всякая попытка оторвать ее от мультиков или выключить телевизор отнимет массу времени, а у меня и так каждая минута на вес золота. Пытаясь отвлечь ее внимание от мульт-борьбы, чтобы одеть,я осознаю, что этот раунд мною проигран. Если я не могу контролировать ее в два года, какого черта мне останется делать, когда ей будет четырнадцать?
Носясь по квартире в попытках собраться на работу, я говорю себе, что могу побаловать ее хоть иногда. В конце концов, большую часть времени я контролирую ситуацию.
Когда к Элси приходит няня, я уже серьезно опаздываю. Конечно, утро было бы недостаточно гадким, если бы не было дождя. Серые мокрые струи затекают за воротник моего плаща, и мои кости начинают ныть.
Моя работа не достойна упоминания. Никаких мутантов. Никаких битв. Та работа,которую может найти одинокая женщина с ребенком. Нам хватало на жизнь - я не упускала ни одного возможного повода заработать. Я действительно должна любить эту новую жизнь, но она кажется бесцветной после взрывов яркого цвета – того, чем была работа с X-Men… и Гамбитом.
Я позорно опаздываю на полчаса на первую встречу с несколькими коммерческими агентами, Хоть я и стараюсь сосредоточиться на агентах и их проблемах, мои мысли снова и снова возвращаются к Рэми. Мне не хватает его. Я помню, как его нежная рука в перчатке осторожно брала меня за плечо, и я бросала на него предостерегающий взгляд, но при этом любила каждое недозволенное прикосновение. Я чувствую, как мы тянулись друг другу, желая наконец-то соприкоснутся губами, но кто-нибудь да и вспоминал об опасности. Эти не слишком деловые мысли позволяют мне скоротать время до конца встречи
Я встречаюсь с иксменами в небольшом кафе в центре города. В последний раз ко мне приходил Волверин. Мы вешаем мокрые плащи на вешалку, и на темном линолеуме сразу образуются лужи. Беря тарелку с салатом, я наблюдаю, Волви уставляет поднос внушительным количеством еды. Он с извиняющимся видом улыбается и приступает к поглощению пищи.
Долгое время я думала, что наши совместные обеды служили для Волверина своего рода покаянием. Он каждый раз спрашивает об Элси, хотя видел ее всего несколько раз. Потом задает вопрос, «нет ли чего нового», что на его языке означает «не видела ли я Гамбита». Я рассказываю ему о встрече с Рэми в кафе или в парке, и его лицо становится очень печальным. Вина тяжелым грузом давит на него, и даже его незаурядной силы не хватает, чтобы справиться с этим весом.
Я видела на следующее утро после того, как Рэми приходил ко мне в первый раз.Он на мгновение лишился дара речи, когда я сказала, что креол придет на ужин этим вечером. Я увидела счастливый блеск в его глазах, но разве сможет он показать слишком открыто свою радость?
Теперь Волверин чувствует мое напряжение и спрашивает, что меня беспокоит. Я должна положить на чашу весов мою потребность получить совет и право Рэми на невмешательство в его личную жизнь и определить, что перевесит. Заботливый тон Волверина и обещание сохранить все в тайне делают свое дело, и я, как из рога изобилия, выдаю всю информацию и о ночных кошмарах, и о приступах паники, и о боли,и обо всех многочисленных симптомах пост-травматического синдрома. Я знаю, что Ксавье все равно узнает все события. Ответ бывшего соратника успокаивает меня, а совет звучит уверенно, что помогает и мне продержаться до конца дня.
После ужина, проведенного в тщетном ожидании стука в дверь и появления Рэми,Элси засыпает, а меня, словно старое изношенное одеяло, охватывает чувство одиночества. Я думаю, неужели ущерб слишком велик и мы с Гамбитом настолько сломлены нашим прошлым, что не сможем найти утешение друг в друге.
На поверку выходит, что я веду активный образ жизни. Всё подчинено порядку и разуму: я работаю, ращу ребенка, плачу по счетам. Но все это не что иное, как хитроумная иллюзия, созданная не столько для того, чтобы обмануть весь мир,сколько для себя. Я пытаюсь убедить себя, что отупение, которое я испытываю,является не чем иным, как результатом слишком занятой жизни, но в глубине сердца я знаю, что притупившиеся эмоции – это ненормально.
Я снимаю промокший костюм и переодеваюсь в пижаму, оглядываю свою квартиру и вижу приметы успешной жизни. Я пример того, что со временем человек может заставить раны зарубцеваться и даже спрятать рубцы. Как забавно, что за благополучным фасадом я прячу ничуть не меньший надлом, чем Гамбит. Просто он более честен в этом вопросе.
Уже практически ночь. Элси заснула, жалея, что не слышит очередных фантастических рассказов. Мне непримиримо грустно. Я включаю телевизор и смотрю очередную серию бессмысленного сериала, в котором милые люди живут беззаботной жизнью. Напыщенные диалоги нагоняют на меня тоску, и я вместо телевизора начинаю слушать, как дождь бьет в стекло. Машины шуршат по лужам, их свист перекрывает стаккато дождя.
Стук в дверь пугает меня. Погода сегодня слишком гадкая для всех, кроме креола-мутанта, чтобы выйти на улицу. Секунду я стою, держась за дверную ручку,собираясь с силами, чтобы увидеть человека, который ждет меня по ту сторону двери, и, с трудом сглотнув, открываю дверь.
-Я знаю, что уже поздно, - говорит он, его волосы местами прилипли к щекам. –Но мне нужно было увидеть тебя.
-Рэми, ты промок. – Он, должно быть, шел пешком добрую милю из своей комнатки за складом подержанной мебели. Я не могу решить, растрогаться от этого или разозлиться, потому что он рискует заболеть пневмонией. Он снимает мокрую насквозь куртку, и я беру ее из его холодных, как лед, пальцев. – Я принесу полотенце.
Когда я возвращаюсь, повесив его куртку в ванной комнате, с полотенцем в руках,он стаскивает хлюпающие кроссовки. Я бросаю ему полотенце и ставлю кроссовки перед обогревателем на кухне для просушки.
-Тебе нужно снять мокрую одежду. – Его рубашка прилипла к телу, мокрая в тех местах, где дождь затекал за ворот его куртки. Он вытирает полотенцем лицо и шею, потом волосы.
- Дай мне минутку, мой привод проржавел cherie, - говорит он, ухмыляясь из-под полотенца.
-Наверно, похоже на езду на велосипеде, Гамбит, - парирую я, ведя его в ванную. – Скоро восстановится.
Я так много должна сказать ему. Например, что ему не нужно прятаться от меня.Что я не испугаюсь, что бы он ни сказал или ни сделал. Что он нужен мне так же сильно, как я нужна ему. Гамбит расстегивает рубашку, и слова исчезают из моей головы, как утренний туман с поверхности озера. Все, что я могу, это смотреть,как из-под мокрой ткани появляется полоска кожи.
Мои руки начинают жить своею собственной жизнью, и я стягиваю рубашку с его плеч и рук. Он, похоже, задерживает дыхание и наблюдает за мной с выражением в глазах, которое я не могу прочитать. Мои пальцы скользят по его плечам и груди.Маленькие шрамы, как вехи в пустыне, напоминают мне о прошлом. Я прижимаюсь губами к каждой отметине, словно этим могу заставить боль уйти. Это шрам от пули, этот – память о битве с Апокалипсисом. Несколько других я помню по тому времени, когда он, сильно израненный,возвратился к нам.
Мои губы следуют вниз по его телу, внезапно привороженные дорожкой волос,которая исчезает под поясом его промокших джинсов. Я добираюсь до милой выпуклости его пупка, и у него перехватывает дыхание. Его судорожный вдох оставляет промежуток между поясом его джинсов и телом.
Дрожащими руками Рэми хватает меня за плечи и поднимает на ноги. Я опускаю голову и думаю, не слишком ли далеко я зашла. И чувствую его дыхание на своей коже, когда он осторожно целует мой лоб. Видит ли он меня так же, как в те времена, когда мы стали любовниками?
Я поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом. И перестаю дышать. Говорят, что глаза – зеркало души. Даже глаза необычного цвета. Я чувствую, что могу заглянуть в самую глубину его сердца. Я потрясена отвагой, которую вижу там, и полным отказом от всяческой защиты. Он простирает свою любовь передо мной, как предложение.
Руки креола проникают под мягкий материал моей пижамы. Его пальцы холодны на теплой коже моей спины. Я приветствую холод, чувствуя себя более живой, чем когда-либо в течение последних нескольких лет. Мои руки тоже заняты, гладя его грудь, следуя выпуклостям и впадинам его угловатой топографии.
И все это время мы целуемся. Наши губы дразнят и касаются друг друга то нежно,то жадно. Он, наконец, отодвигается, тяжело дыша, и срывает с меня пижамную куртку через голову.
Гамбит медленно опускается на колени, его руки стягивают с меня пижамные брюки. Он смотрит на меня снизу вверх, на его глазах блестят слезы. Он – человек, который провел в пути много лет и прошел много миль. Я верю, что он думал, что никогда снова не увидит дом, и так боюсь, что не достойна этого взгляда.
Я отбрасываю одежду, сгорая от нетерпения ощутить рядом его сильное тело. Он наклоняется и прижимается лицом к моей груди, его руки обнимают мою талию. Я запускаю дрожащие пальцы в его волосы, длинные и запутавшиеся. Моя потребность быть с ним так велика, что это меня немного пугает
Рэми загрубелыми руками исследует мое тело. Моя жажда заставляет меня подставить свои груди под его поцелуи. Я немного отодвигаюсь, и он стонет от огорчения. Глядя в его глаза, я стараюсь, чтобы он увидел мое желание, мою любовь и как сильно я хочу, чтобы он занимался со мной любовью. Он улыбается с пониманием и позволяет мне отвести его в спальню
Гамбит сбрасывает свои мокрые джинсы, и мы падаем на кровать. Мы исследует друг друга губами и руками, открывая перемены, произошедшие за последние годы . Рэми тоньше и жестче, чем был в то время, когда мы в последний раз занимались любовью. Его тело выглядит так, словно он прошел сквозь адское пламя. Хотела бы я знать, каким он ощущает мое тело. Беременность и роды обычно изменяют женское тело. Рэми ласкает мои груди, дотрагиваясь до меня почти с благоговением. Если его прикосновения могут служить показателем, его не огорчили изменения.
Я вскрикиваю, когда он входит в меня, смеясь и плача от ощущения полной и откровенной радости. Он замирает и смотрит на меня, а потом покрывает мое лицо поцелуями. Я приподнимаю ноги, стараясь погрузить его еще глубже в себя, и впиваюсь нетерпеливыми пальцами в его округлые ягодицы. Гамбит усмехается на проявления моей страсти, как будто она отвечает некой потребности глубоко внутри него.
Мое тело реагирует, словно оно совсем не теряло навыков. Мой ум обращается к памяти. О да, вот это и есть любовь. О, я помню – этот пульс, это биение, это высшее воплощение чувств. Ощущение нарастает, и радость струится обратно в мое сердце, так долго наполненное только болью и печалью. Рэми отвечает на мои задыхающиеся от удовольствия вздохи своим собственным сотрясающим оргазмом. Его тело расслабляется, и он шепчет, что любит меня.
Мы засыпаем в объятиях друг друга, слушая, как дождь стучит по крыше. Я знаю,что мы не решили ни одной проблемы. Наши тревоги ждут нас за пределами этой теплой постели, но в этот момент я просто хочу слушать, как дышит креол.
- Я пришел, чтобы сообщить, что думал над тем, что ты сказала вчера, cherie, - слышу я голос Рэми у себя над головой, которая лежит на его груди. Я приподнимаюсь на локте, чтобы посмотреть на него и подготовить себя к разговору, которого нам не избежать.
-Я сегодня говорила с Логаном. Он знает врача, который работал с ветеранами Вьетнама. У этого парня большой опыт лечения пост-травматического синдрома.

-Ты говорила обо мне с Волверином? – Могу сказать с уверенностью, что ему это не очень нравится.
-Я так беспокоилась, sugah. Мне нужно было с кем-нибудь поговорить. Волви ему доверяет..Нуждаться в помощи не является признаком слабости. Ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой.
Гамбит приподнимается и садится на постели, откинувшись к спинке кровати. Он молчит некоторое время, достаточно долго, чтобы я начала размышлять, не разозлился ли он.
-Гамбит пойдет, если ты пойдешь, ma cher.
-Пойду куда, Рэми?
-Я пойду к врачу, если и ты тоже пойдешь, - говорит он со спокойной силой. – У каждого из нас есть свои тараканы в голове, и мы должны ради себя и ради Элси разобраться с ними
Я обескуражена его ловким маневром. Он обвел меня вокруг пальца, и мы оба знаем это. Он улыбается мне прищурив светящиеся в темноте глазки, самовлюбленный бастард, каков он и есть. Я поднимаюсь с кровати, чувствуя необходимость положить между нами некоторую дистанцию. Его улыбка гаснет, когда я надеваю халат.
Я подхожу к окну и смотрю на тихую улицу. Ресторан напротив закрывается, хозяин запирает дверь на замок. Мой инстинкт тоже подсказывает мне запереть мое сердце, защитить себя и не признаваться в своей слабости. Но где-то в глубине я знаю, что должна быть такой же смелой, каким оказался Гамбит.
-Ты думаешь, что ты умнее всех, да, милый? – спрашиваю я, отворачиваясь от окна. – Хорошо, утром мы назначим встречу.
Мы позвоним утром врачу и постараемся победить тараканов. Кто знает? Может быть, мы сможем найти мир, который позволяет людям спать по ночам и не обнаруживать себя дрожащими от ужаса при звуке включившейся автомобильной сирены. Сегодня я выяснила, что чувства, которые я подавляла, загоняла внутрь в попытке прикрыть боль, не умерли. Они только спали, и мне придется разбудить их.
Я снова забираюсь под одеяла, ища объятий Рэми. Креол просовывает руки под халат, лаская мою голую спину. Я не знаю, что нам уготовано в будущем. Может быть, мы уложим вещи и переедем в деревню. Не думаю, что люди вроде Гамбита и меня в состоянии обрести полное счастье. Наверно, это никому не дано. Но мы любим друг друга, а это как раз то, на что многие люди могут, во всяком случае, надеяться.