- Все хорошо. Все хорошо. Не бойся, - снова прошептал он в дрожащие влажные губы, и с тихим беспомощным вскриком мальчик зарылся лицом в его плечо, дрожа и плача, пока жемчужные следы его семени непорочно касались руки мужчины.
Всего несколько коротких судорог, а затем Сакура без сил откинулся на спину, нежные полосы смущенного румянца на бледных щеках.
Кунсайт наклонился и успокаивающе поцеловал его в лоб, рядом с клеймом, чувствуя, как сонно подрагивающие ресницы щекочут ему подбородок. Затем отстранился и замер, молча любуясь видом расслабленного уже дремлющего юноши, слушая его успокоившееся ровное дыхание.
«И все же хорошо, что я не успел привязаться к нему...»
Веки юноши неожиданно дрогнули, затем он резко открыл глаза, и в их мерцающей дивной бездонной глубине Кунсайт увидел такую преданность, такую благодарность, что всей его нерушимой ледяной воли было едва достаточно, чтобы не отвернуться под этим взглядом.
«Он не должен так смотреть. Не должен. Он же знает, что будет завтра...»
Теплая ласковая и чуть лукавая улыбка осветила нежное личико, и одним движением его Сакура перевернулся на живот, устроился щекой на скрещенных под головой руках. Немного уже подвысохшие волосы разметались по его плечам, по узкой спине и темным золотом горели в свете одинокой свечи. По-прежнему улыбаясь, подросток сдул сбившийся ему на лицо и мешающий смотреть шелковый локон. Во всей его позе, одновременно расслабленной и соблазнительной, невольно сквозила некоторая нервозность, но полуприкрытые тенью от распушившейся челки зеленые глаза излучали готовность отдаться немедленно, без остатка и... безграничное доверие.
- Ваша очередь, Кунсайто-сама...
И под перепутавшимися прядями волос, по всей спине - свежие совсем недавно окончательно поджившие рубцы шрамов, новые поверх старых, и вниз, по нерешительно округляющимся мальчишеским ягодицам, по ногам - бесчисленные отметины былых побоев и издевательств.
Молча, Кунсайт сжал в кулак уже потянувшуюся было к юноше, все еще липкую от его семени руку, одним движением поднялся с кровати и двинулся к дверям.
- Кунсайто-сама? - удивленный голос. Легкий шорох ткани выдал то, как юноша приподнялся и сел на покрывале. - Почему Вы уходите?
- Не твое дело, - не оборачиваясь к нему, жестоко отрезал Кунсайт. - В чем твоя проблема, Сакура? Ты свое получил, не так ли? Полагаю, ты должен быть доволен.
В спину ему прозвучал только тихий едва слышный выдох. Беспомощный почти болезненный звук, и Кунсайт почувствовал, как холодные пальцы вины сжали что-то хрупкое, едва живое, едва согревшееся в его груди. Но, обнаженный до пояса и босой, он без колебания покинул комнату. Силы воли хватило только на то, чтоб не хлопнуть дверью...
Это было бегство. Проявление недостойной и жалкой трусости, и Кунсайт знал это. Но что еще ему оставалось делать?
А потом он вжался лицом, всем телом в холодную мертвую стену, будто бы черпая из ее монолитной непоколебимости ту былую безразличную невозмутимость, которой он прежде так славился. Разгоряченным лицом, губами еще мягкими от поцелуев, открытыми ладонями, горящими бедрами (черт, да признай же это) ГОРЯЩИМИ ОТ ЖЕЛАНИЯ БЕДРАМИ - в каменную стену.
«Я не хотел его. Я не хотел... Я не сплю с мужчинами, не сплю с мальчиками... Я не должен хотеть его. Маленький доверчивый ублюдок. Такой красивый, такой нежный. Лучше б тебя не было. Маленький беспомощный теплый ублюдок».
Едва тронутая сочащимся со стороны лестницы и снизу, из холла, слабым сиянием свечей темнота оглаживала его напряженные плечи, пытаясь своей прохладой сцеловать с кожи отчаянно вжимающегося в стену мужчины обильный пот.
И постепенно ночной прохладе удалось победить терзающий его жар, и болезненно-сладкий зуд у него в паху тоже притих, позволяя ему немного расслабиться и успокоить дыхание.
Чувствуя, что начинает немного мерзнуть, Кунсайт развернулся и оперся о стену спиной.
«Спокойно, спокойно... Все в порядке. В конце концов, чтобы не думали о ваших отношениях те двое, главное, ты сам знаешь, что не имел его. Так что, можно считать, ничего не произошло. Ты же ушел, ты не дал этому зайти дальше...»
Но... перед глазами так и встало сурово отрешенное лицо Джеда за плечом у Его Святейшества, сознание наполнилось мягким угрожающим шепотом одной из храмовых заповедей: «Вожделеть – значит уже прелюбодействовать».
Огромные зеленые глаза в оперении слипшихся черными стрелками длинных ресниц, мягко сияющие в теплом свете немногочисленных свечей, глубокие ласковые тени, нежно оглаживающие стройный силуэт юноши, каждый контур его фигурки. Мало быть льдом, надо быть камнем, чтобы не возжелать его!
Нет больше того... Бесконечное доверие в его взгляде. Страх и готовность перешагнуть через этот страх, отдаться целиком и полностью, без остатка. Абсолютная преданность в обмен всего лишь на несколько доброжелательных прикосновений.
А ты оттолкнул его. Оттолкнул, хотя и видел, как непросто далась ему эта решимость.
Оттолкнул, потому что действительно хотел его.
Становилось все холоднее, и Кунсайт непроизвольно обнял себя обеими руками и неожиданно замер, почувствовав на своей руке еще влажные следы недавней страсти мальчика.
«Вожделеть – значит уже прелюбодействовать».
Запах щекотал и дразнил ноздри.
«Вожделеть – значит уже прелюбодействовать». Так какая разница?
И ненавидя себя за низость, за слабость, Кунсайт поднес длинные пальцы к лицу. Отяжелевшие веки скрыли холодный лед его глаз, будто ему самому было стыдно наблюдать доказательства своего падения, когда он плавно скользнул языком по внешней стороне указательного пальца, познавая подлинный вкус своего мальчика.
«Я буду проклят», - впервые в жизни подумал человек, неоднократно убивавший своими собственными руками (причем, даже собственных родственников), заговорщик, нарушивший клятву верности своему Королю, заключивший договор с темными силами и всерьез собирающийся пробудить древнего бога-демона, чтобы обрести силы для грядущей войны с Серебряным тысячелетием. Впервые в жизни он почувствовал, что совершает нечто действительно недопустимое, непростительное и абсолютно преступное.
Но мальчик завтра умрет и даже это немногое никогда уже не повторится.
Один день. Всего один день, и он навсегда избавится от своих темных желаний.
От этих мыслей он немного успокоился, но все же прошло еще около получаса, прежде чем он набрался решимости вернуться обратно в спальню. В конце концов, мальчик, наверняка, давно уже спит, и Кунсайт не собирался позволить глупым страстям и сомнениям выселить его из вполне подходящей по всем параметрам постели, когда завтра ему предстоял такой ответственный день.
Стараясь двигаться по возможности более бесшумно, мужчина осторожно переступил босыми ногами по холодному камню. Свет свечи слабо дрогнул, когда он тихо затворил за собой дверь, и в его волшебном мерцании взору вошедшего открылось душераздирающее зрелище костлявого нагого юноши, свернувшегося комочком поверх покрывал. Мелкая дрожь безостановочно сотрясала его плечи.
«Холодновато здесь, а он даже одеялом не накрылся», - рассеянно подметил Кунсайт, подбирая свой собственный плащ, чтобы укрыть подростка, по возможности не разбудив его.
Как бы не так!
Он не успел даже и коснуться мальчишки, как тот вдруг вздернулся, садясь на кровати на коленках.
- Кунсайто-сама! Вы все-таки пришли! – тонкие, покрывшиеся от холода бисером мурашек маленькие ручки крепко-накрепко обвили его шею. - А я уже почти не надеялся... Кунсайто-сама!
Под волной такой неподдельной искренней радости, Кунсайту не осталось ничего кроме как послушно опуститься на край кровати, позволяя замерзшему подростку отчаянно цепляться за него, и прежде чем он успел как-либо возразить, дрожащие пухлые губы уже искали его рот, и мужчина сам не заметил, как сдался.
Большие руки скользнули по спине, осторожно растирая замерзшую кожу, чтобы прилив крови хоть немного согрел ребенка. Ненаправленные, круговые движения, вверх и вниз, по лопаткам, по бокам, по всей спине юноши. Всего несколько секунд, а потом Сакура чуть отстранился, все с той же смесью страха и доверия заглянул ему в глаза.
- Я все сделаю, Кунсайто-сама... Сейчас я все сделаю. Вам понравится, - с изяществом маленькой ласки, мальчик соскользнул на пол, между его ног, поерзал, устраиваясь на коленях, и подрагивающие пальцы легли на его ремень.
- Сакура... - только тихо выдохнул Кунсайт, сверху вниз глядя, как мальчик с какой-то испуганной, нервозной поспешностью расстегивает ему брюки.
Немного смущенная, но такая светлая улыбка просияла на него с пола и золотоволосая головка сама склонилась к его бедрам...
Кунсайт шумно выдохнул, и длинные пальцы его правой руки с силой впились в покрывала, в ответ на влажное прикосновение мягких губ к его еще недавно с такой неохотой кое-как смирившемуся желанию. Левая рука сама собой потянулась зарыться в роскошные перепутанные локоны, силой направить движения юноши быстрее, сильнее, глубже, но... Он действительно не хотел к чему-либо принуждать это дивное создание, и большая ладонь лишь ободряюще погладила подростка по затылку. Сакура мурлыкнул в ответ на эту простую ласку, и Кунсайт позволил себе целиком отдаться ощущениям.
Это было так приятно… Так сладко.
И лишь одно странно: в движениях мальчика отчетливо ощущались смущение и откровенная неуверенность, невольно создающие обманчивое ощущение чистоты и невинности его действий, столь сильное, что не знай Кунсайт о том, какую работу (помимо прочей) мальчишка выполнял в той таверне, он легко мог бы поверить, что парнишка у его ног едва ли знает, как это делается...
Конечно! Внезапное короткое видение того, как мальчика ставили на колени так же, как сейчас, и мужские руки вцеплялись в роскошь волос, и какие-то грязные твари незамысловато и безжалостно имели его в рот, заставило Кунсайта непроизвольно сжать кулаки.
Как можно, так обращаться с подобной красотой?
И как ему хотелось бы сделать тоже самое!
С глухим еле слышным хрипом он усилием воли подавил судорожные попытки своих бедер рвануться глубже в это влажное, дурманящее тепло.
- Ммм? – поднял юноша чуть затуманенные зеленые глаза.
- Сакура… - только тихо выдохнул Кунсайт в ответ, и в то же мгновение мальчик отпустил его (прохладный воздух – пыткой по разгоряченной коже мужчины), забрался обратно на кровать и осторожно поцеловал своего хозяина.
- Две секунды… Дайте мне еще всего две секунды, Кунсайто-сама. Пожалуйста, - дыхание мальчика на его лице, слабый чуть солоноватый привкус его собственной страсти на этих нежных губах… Кунсайт согласно кивнул, позволяя подростку забраться мимо него дальше на кровать, при этом стараясь не двигаться и хоть отчасти восстановить контроль над собственным сгорающим от болезненной жажды телом. Затем наконец-то избавился от брюк.
Шорох покрывал, влажные звуки, и вдруг резкий почти испуганный, почти болезненный выдох. Кунсайт обернулся и увидел своего раба на четвереньках, опирающимся на левый локоть, а лицом зарывшегося в подушки. Другая его рука почти что скрытая под животом подростка, ритмично двигалась, вдавливая тонкие пальцы между его приподнявшимися над кроватью ягодицами. Это зрелище почему-то неожиданно вызвало в мужчине странную смесь острой жалости со столь же острым желанием…
Мягкое прикосновение большой ладони к его боку вызвало невольную дрожь во всем теле подростка.
- Позволь мне, - ласково прошептал низкий голос, и прохладная рука огладила разгоряченное вспотевшее лицо, длинные пальцы дразняще быстро пробежались по губам мальчика.
- Хаи, - только и выдохнул тот, вбирая эти пальцы во влагу своего рта, старательно и обильно покрывая длинные фаланги слюной.
Кунсайт передвинулся, так чтобы встать на колени позади юноши, и невольно облизнулся, наблюдая, как тот освобождает самого себя, убирая руку. Нежно-нежно смуглые ладони скользнули вниз по худой дрожащей спине, успокаивающим движением огладили маленькие ягодицы, прежде чем раздвинуть их и позволить влажным пальцам осторожно найти маленький проход между ними. С медленной дурманящей нежностью один из них проник внутрь, почти что не встречая сопротивления.
- Аааххн, - выдохнул юноша, скорее в знак удовольствия, чем от боли.
Мужчина лишь закусил губу. Всей его железной воли едва хватало, чтобы оставаться внимательным и заботливым, сохраняя этот медленный ритм. Он так хотел мальчика, что уже почти ничего не соображал, но в то же время, он отчаянно не желал, чтобы тому было больно.
- Кунса…ай…то…-са… - прозвучало откуда-то из подушек, и второй палец присоединился к первому.
Так туго и тесно! Практически никаких шансов на то, что он не порвет мальчишку, но собственное возбуждение и жадные сбивчивые звуки, издаваемые его Сакурой, настойчиво убеждали мужчину не обращать на эти мысли внимания.
- Расслабься, расслабься, - почти что попросил он, чувствуя, как мальчик и сам пытается подготовить свое тело к тому, что последует, затем после еще нескольких мягких движений внутрь, убрал руку и придвинулся ближе.
Еще немного слюны на его собственное тело (черт, как кстати пришлось бы какое-нибудь масло), и он прижался к юноше, еще не входя в него, а только предупреждая.
- Если будет больно, скажи. Это должно быть удовольствие для нас обоих. Помни об этом, - с закрытыми глазами прошептал Кунсайт, одной рукой поддерживая бедра мальчика, а другой направляя себя. – Ты готов?
Секундное, почти паническое колебание по всему телу подростка, а затем:
- Хаи, Кунсайто-сама.
Это было все, что ему было нужно услышать, и на одном порыве он овладел мальчишкой, легко преодолевая невольное сопротивление его мышц.
Плачущий выдох. Запах сакуры… и страха… и боли…
- Шшш, тихо-тихо. Не бойся, - он замер, стараясь не двигаться, всем телом ощущая судороги физического страха, пронзающие тело мальчишки. - Все хорошо, расслабься. Я не хочу сделать тебе больно. Скажи, и я перестану.
- Нет! – почти отчаянье, слезы в голосе. - Я… мне… Просто я…
- Не плачь. Все хорошо. Я не двигаюсь, - и оставаясь неподвижно погребенным в тепле юноши, он наклонился над ним, бережно целуя дрожащие плечи, следы старых и новых шрамов у него на спине, потерся о них щекой. – Все будет хорошо.
- Кунсайто-с… сама! Вы такой добрый, такой нежный! – в отчаянии выкрикнул мальчик и разрыдался, зарываясь лицом в подушку.
Это было так неправильно! Кунсайт закрыл глаза, прячась за осыпавшимися ему на лицо, на спину подростка длинными прядями собственных светлых волос. Учитывая то, что он делал сейчас, то, что по-прежнему собирался завтра принести свою Сакуру в жертву демону, мальчик не должен был так говорить. Ничем особенно не заслуженная благодарность ранила слишком сильно!
Смуглая рука нашла на покрывале судорожно сжавшуюся в маленький кулак бледную кисть, медленно мягко расцепила ее, накрывая сверху, переплетаясь своими крупными пальцами с тонкими пальцами юноши, с удивительной охотой и доверием выгибающимися в ответ. А потом и вся хрупкая фигурка изогнулась ему навстречу, побуждая и приглашая.
Кунсайт был более, чем рад ответить на чужое желание, так как сдерживать себя становилось уже почти нестерпимо.
Дальше он плохо что помнил. Помнил сбивающееся дыхание Сакуры, и тепло, и бескорыстную жертвенность его тела, и все убыстряющийся, сводящий с ума темп их жаркого единения. Помнил, как жадно целовал волосы на затылке и покрытые проступающим потом юношеские плечи. Помнил, то, как тонкая рука, которую он сжимал, попыталась высвободиться из захвата его пальцев, устремляясь в собственный пах юноши, и как он не пустил эту руку и сам накрыл ладонью кричащее желание подростка, сильными сдавливающими движениями пытаясь хоть отчасти вернуть юноше то наслаждение, которое испытывал сам.
И мальчик не выдержал, с беспомощными сладкими стонами кончая сквозь его пальцы, а следом, в ответ на отчаянное сжатие всех его мышц, лавиной прорвалось и собственное желание Кунсайта.
Ликование разлилось по всему его телу так, что он совершенно забыл обо всем на свете, чего не случалось с ним ни с одной из его женщин.
- Как хорошо! – сладко вздохнул под ним без сил сползающий на покрывала мальчик. – Как хорошо, Кунсайто-сама! Вот если бы можно было… чтобы Вы убили меня прямо сейчас… пока мне еще так хорошо.
Черт, слова Сакуры как будто отрезвили Кунсайта и, сдержав порыв рухнуть прямо на него сверху, он осторожно отпустил обмякшее тело, а затем повалился на спину, мягко привлекая подростка к себе в объятия. Вялые руки обвились вокруг его шеи, маленький носик уткнулся в шею где-то под челюстью, и в его сонном бормотании едва можно было разобрать.
- Аригато, Кунсайто-сама. Домо аригато.
- Тебе спасибо, - мужчина потерся щекой о золотую макушку, довольно вздыхая в эти пышные мягкие волосы. Пальцы свободной руки бережно вытерли слезы с лица подростка. – Дайдзёбу дэс ка?
- Дайдзёбу, – мальчик сонно потерся щекой о кожу Кунсайта, потом чуть напрягся. – Вам понравилось?
- Хаи, - почему-то говорить было больно. – Больше, чем ты можешь подумать.
Смуглые руки крепче сжали подростка, легонько пробежались по покрытой рубцами спине. Сакура что-то мурлыкнул в ответ на ласку и, ободренный доброжелательным прикосновением, заерзал, устраиваясь поудобнее, беззастенчиво обнимая Кунсайта одной ногой.
«Такой искренний. Такой смелый, - закрывая глаза, с легкой горечью, почти что с уважением подумал мужчина. – И как только ты умудрился сохранить такую чистую, такую детскую душу? Как только они тебя не сломали?»
Он хотел бы поцеловать мальчишку, в губы, в рот. Поцеловать так, чтобы выразить все свое восхищение и благодарность, но Сакура уже спал, и Кунсайт не захотел будить его. Вскоре он и сам провалился в глубокий неверный сон.
Впрочем, достаточно скоро некоторые физические неудобства заставили его проснуться. Они так и не накрылись и лежали прямо на перепачканном покрывале, к тому же юноша, не просыпаясь, во всю стучал зубами от холода, всем телом размазываясь по боку Кунсайта в надежде согреться.
Странно, он всегда был таким теплым... Мужчина привык сам согреваться от него, а теперь мальчик откровенно замерзал, в то время как Кунсайт в худшем случае чувствовал, что слегка зябнет. Создавалось впечатление, будто бы он высосал из подростка всю его огненную силу духа, ничего не отдав взамен.
Полукровка удрученно вздохнул и начал выбираться из-под подростка. Тонкие руки беспомощно соскользнули по его телу вниз, будто бы в безуспешной попытке удержать, но Кунсайт предпочел не обращать на это внимания, сел и, морщась, натянул брюки.
Им обоим следовало бы ополоснуться, не оставляя эту процедуру на утро.
Мальчишка сонно вздрогнул, когда Кунсайт коснулся его, приподнимая и усаживая его на одеяле.
- Я не спу… не спу, - неразборчиво выдохнул он, золотоволосая головка болталась из стороны в сторону, как у куклы.
- Конечно, не спишь, - шепотом согласился с ним Кунсайт, подсаживая даже во сне послушно обвившего руками его шею подростка, себе на правую руку. Замерзшее тощее тельце немедленно доверчиво прижалось к его груди, и с губ спящего юноши сорвался нечленораздельный звук, больше всего похожий на довольное мяуканье успокоенного котенка.
«Хорошо, что я не успел к нему привязаться, - в бесчисленный раз уже подумал Кунсайт, свободной рукой потянувшись за покрывалом, чтобы закутать Сакуру. – И так возни с ним…»
Он недовольно сдул мешающий ему смотреть не расчесанный пух золотых кудрей, и неожиданно замер. Светлые холодные глаза отразили практически черные в мягком свете медленно умирающей свечи маленькие подсохшие отметинки там, где только что покоились узкие бедра мальчика.
«Значит, все-таки порвал его…»
- Сакура, маленький, - еле слышно шепнул мужчина, зарываясь лицом в макушку юноши. – Черт, я не заметил как… - и уже совсем тихо: - Я не нарочно.
Длинные пальцы с тихой злобой рванули перепачканное одеяло в сторону так, что оно оказалось практически сложенным пополам, внутрь порочным кровавым следом. Кунсайт опустил мальчика сверху и кое-как обернул по-прежнему неспособного проснуться Сакуру плотной тканью, а затем снова поднял его вверх.
Надо отметить, с последнего раза, когда мужчине приходилось таскать его на руках, подросток немного прибавил в весе, и это становилось уже ощутимо…
Растет мальчик.
Кунсайт покровительственно улыбнулся и легко поцеловал его в лоб.
«И все-таки как хорошо, что я не успел к нему привязаться…»
Дорога по коридору и вниз по полукруглой лестнице казалась уже почти что знакомой, а от того и не такой длинной. Сакура тихонько сопел у него на груди, длинные ресницы щекотали мужчине кожу возле ключицы.
- А? Ухн… Чего там? Чего случилось? – при их приближении поднялась над спинкой дивана всклокоченная голова Нефрита. Мутный со сна, но достаточно осмысленный взгляд светло-синих глаз запечатлел старшего из троих заговорщиков, полуголого, с закутанным в одеяло и, очевидно, совершенно голым мальчишкой на руках. – Кунсайт?
- Ничего не случилось, - отрезал ничего не выражающий ледяной голос, а потом - почти тоном приказа – встречный вопрос: - Где Джедайт?
- Где-то здесь. Наверно… - роскошная шапка темно-каштановых волос снова скрылась за спинкой дивана, и в спину направившемуся в сторону ванной Кунсайта донеслось недовольное сонное бормотание: – Я-то почему это должен знать. Что я ему – сторож?
«Безнадежен, - равнодушно подумал старший мужчина. - Совершенно никакой дисциплины».
И тут же выбросив Нефрита из головы, Кунсайт ногой прикрыл за собой дверь и начал извлекать свою хрупкую ношу из ткани.
- Сейчас проснусь, Кунсайто-сама… Сейчас… Я уже, - оживляясь пролепетал подросток, и без всякой логики размяк, расслабился в больших надежных руках, потерся лицом о шею мужчины. – Мой Кунсайто-сама…
- Да ладно тебе. Спи дальше, - хмыкнул полукровка, осторожно подбирая длинные волосы юноши большим узлом на макушке и опуская тоненькое вялое тельце в теплую воду.
- Ммм… Кунсайто-сама?
- Угу, - согласился с ним мужчина, избавляясь от брюк и присоединяясь к своему рабу и теперь уже (черт побери, звучит нелепо, но правда!) любовнику в уютном жарком тепле.
Похоже, так и не проснувшись, он безропотно позволил Кунсайту отмыть свои ноги, живот и там, где это еще было необходимо, от подсыхающих следов их обоюдной недавней страсти. Чувствуя, что тоже засыпает, мужчина быстренько почистился сам, вытер себя и ребенка все тем же злосчастным одеялом, и с тихо посапывающей ношей на руках устремился обратно в спальню.
Под убаюкивающие звуки дыхания мальчишки, веки будто гирями тянуло вниз, и из последних сил добравшись до кровати, Кунсайт устроил своего мальчика на постели и сам опрокинулся рядом, успевая лишь коротко позлорадствовать, что наконец-то он лежит на своей половине, да укрыть их обоих подобранным прямо с пола его собственным плащом.
Спать…
Сакура прижался к нему, неосознанно легонько ласкаясь. Так приятно, так нежно. Телом к телу.
А завтра он вырвет из этого прекрасного юного тела жизнь.
Но завтра будет завтра, а сейчас спать… спать…
* * *
На разобранной постели в веками пустовавшей спальне неподвижной глыбой темнел крупный, но изящно-пропорциональный силуэт на удивление светловолосого для своей смуглой кожи мужчины. Белея лилейной кожей, рядом с ним свернулся тонкий юноша, доверчиво зарывшийся лицом в широкое плечо. На лбу его почти скрытое прядями челки порочно таилось рабское клеймо, грива червонного золота кудрей роскошными волнами разметалась по подушкам и складкам не слишком чистого дорожного плаща, служившего им единственной защитой от всех бед внешнего мира.
Внизу, едва умещаясь на гостевом диване, спал темноволосый красавец, об объятиях которого в его отсутствие исходила слезами половина женского населения столицы. В свете единственной свечи его ресницы отбрасывали длинные тени на породистые высокие скулы, губы, по которым истосковались бесчисленные пассии, мягко подрагивали во сне, своим движениям больше напоминая не поцелуй, а скорее попытку так и несостоявшейся улыбки.
Ему снились звезды. Ему почти всегда снились звезды… Но в этот раз их было на удивление мало, и многих откровенно не хватало. В разбавленной слабым светом ночной темноте он даже не сразу понял, что их просто заслоняет листва огромного дерева, у корней которого он собственно и сидел. Рядом с ним неугомонно нес что-то нелепое и прелестное тоненький голосок совсем молоденькой девушки, почти еще девочки. И в своем сне Нефрит знал, что он в опасности, что надо бежать, надо быть готовым к атаке в любой момент, но никак не мог заставить себя отвлечься от звезд на небе и этого милого голоса… И было странно чувствовать, как вместо отчаянья в предчувствии скорой смерти душу его невольно наполняет мягкое ласковое тепло.
Сон был почти страшным… но почему-то утешал.
Джедайт ничего не видел во сне. Он вообще не спал.
Опущенный вниз самодельный факел мрачно чадил у его ног, с тихим садизмом вырывая из мрака очертания высокого грота, обнаруженного им в самом дальнем конце подземной площади.
Храмовый воин, офицер охраны его Святейшества молча взирал на каббалистические символы, вырезанные над входом, и отчаянно старался сосредоточиться на переводе и не замечать давящей пустоты у себя внутри. В сущности, в ней не было ничего нового. В сущности, она была там всегда, но никогда раньше, она еще не ощущалась настолько откровенной и беззастенчивой, будто бы он был мертвым камнем, не холодным – нет, просто камнем, полым внутри. И эта полость давила на него, разрастаясь и разъедая его, и не было ничего, что могло бы ее заполнить.
От этого становилось страшно. Хотелось кричать, плакать, биться в истерике! Делать хоть что-нибудь, чтобы доказать, что он жив… что он еще жив…
Но он лишь тупо пялился на замысловатые пентаграммы, хотя и не разбирая их значения, уже знал, что говорит ему эта надпись.
«Ты сам пришел».
И мягкий чужой шепот вторил в его ушах: «И ты пришел первым. Полагаю, ты знаешь цену?»
Решительным движением Джед поднял факел, нахмурился, и на правильном красивом лице его четко обозначились желваки.
«Достаточно, я нашел гробницу Эртаар. Надо сказать остальным. Надо сказать».
С судорожно прямой спиной молодой заговорщик отвернулся от черного жерла пещеры и направился прочь. Силы воли хватило как раз на то, чтобы не побежать…
Но бархатный шепот не исчез, продолжая настойчиво ластиться в его расчетливом рациональном мозгу: «Ты пришел первым. Ты».
И безуспешно пытаясь заставить себя гордиться тем, что именно он обнаружил гробницу, Джедайт все же не сдержал в уголках губ циничной ухмылки:
«Вот и сходил прогуляться перед сном».
Глава 2
Вздох-выдох. Невозмутимо и спокойно. Так предсказуемо и так… надежно.
Так бы и слушал всю жизнь!
Вздох-выдох. Теплое дыхание спящего мужчины ласково щекотало ему макушку. Мягкое неизменное тепло чужих объятий, их нерушимость, и ненастойчивая, почти удивительная нежность больших уверенных рук.
Чужое тело, столь благосклонное и щедрое, что позволяло меньшему силуэту мальчишки льнуть к его боку, никак не противясь отчаянному стремлению раба прижаться так близко, как только возможно, каждым миллиметром, каждой клеточкой своей кожи.
Вздох-выдох. Как хорошо!
Длинные ресницы юноши чуть дрогнули остатками сна, но он так и не открыл глаза, всем сердцем, всей душой своей пытаясь вжиться в это мгновение, растянуть его до состояния вечности и остаться в нем. Так легко было поверить в нерушимость этого покоя, и абсолютная темнота вокруг, воцарившаяся в спальне, после того, как догорела свеча, охотно соучаствовала с ним в этом обмане.
Длинные бледные пальцы покоящейся на груди у его хозяина тонкой руки осторожно приподнялись чуть выше, едва прикасаясь, убрали несколько белых прядей с шеи мужчины. Не удержавшись, подросток чуть повернул голову и зарылся лицом в эти волшебные волосы. Такие мягкие и пахнут зимой… Ммм… он и сам не заметил, что уже трется носом о смуглое плечо и выше – о горло, под подбородком.
Тише, не разбудить его…
Вчера Кунсайто-сама был так почти что неправдоподобно нежен с ним, что до сих пор в это верилось с трудом. Но это было правдой! Он знал, он чувствовал это. К тому же, с чего бы это еще они лежали оба обнаженными под одним плащом, и Кунсайт, казалось, совершенно ничего не имел против того, что одна нога юноши ненавязчиво обвивалась поверх ног мужчины.
Ну вот, стоило только подумать об этом, и подросток с внезапным ужасом понял, насколько действительно близко он прижимается к своему хозяину. Необходимость вжаться еще крепче, вдавиться и тереться, тереться о него болезненно терзала тело юноши. Героическим усилием воли он заставил себя оставаться неподвижным и только вздохнул, чувствуя, что виновато краснеет.
А неплохо было бы, если бы Кунсайто-сама сейчас проснулся с теми же мыслями и снова коснулся его… О, он был бы так рад этому! Даже несмотря на то, что отвыкшие более чем за месяц внутренние мышцы еще ныли после вчерашнего, он был бы неописуемо рад повторить все сначала.
«Кунсайто-сама самый лучший, самый умный, самый прекрасный, он заслуживает всяческого уважения и почтения. Он заслуживает всего самого лучшего! – подросток мягко запечатлел на смуглой коже легкий обожающий поцелуй, все же не в силах удержать свои мысли в стороне от событий предыдущей ночи. – Хмм… Интересно, ему правда понравилось? Возможно, если бы он позволил мне немного попрактиковаться, в следующий раз я мог бы угодить ему еще лучше. Черт побери, в конце концов, я сам хотел. Я действительно желал этого. И мне было так замечательно с ним. И если бы он только знал, как я благодарен… Если бы он только позволил мне выразить…»
Настойчивый стук в дверь, а затем ощущение того, как в ответ, будто по тревоге, судорожно пробуждается ото сна его Кунсайто-сама, неожиданно вернули его к реальности.
- Кунсайт, вставай. Я нашел! Я нашел гробницу, - прозвучал снаружи жесткий голос Джедайта, и обнимавшие юношу большие руки отпустили его и отдалились.
- Сейчас, - хмуро прозвучал низкий голос, а затем юноша почувствовал, как Кунсайт сел на кровати, слепо нашел в темноте брюки и натянул их, а вслед за этим его тепло и вовсе исчезло, и лишь легкие шаги проследовали в направлении двери.
Юноша снова вздохнул и глубже зарылся под их импровизированное одеяло, обнимая себя руками и, чувствуя, что не в силах самостоятельно вернуть себе то ощущение, которое исчезло вместе с уходом его хозяина.
Скрипнув, открылась дверь, и перечеркнутая двумя тенями полоса живого света упала ему на веки. Стараясь не слишком жмуриться, он почувствовал, как ничего не упускающий, внимательный взгляд храмового воина прямо сквозь ткань тщательно ощупал его тонкий силуэт.
- Гробница Эртаар. Дальше по площади, вход в виде грота. Я думаю, не стоит с этим затягивать. Пойдем прямо сейчас, - в серьезном звучании красивого голоса Джедайта, который, наверняка, мог быть совершенно бархатным, шелестели пески пустыни.
- Ты не думаешь, что тебе следует сначала отдохнуть? - с неизменно властной интонацией спросил Кунсайт. - Ты не очень хорошо выглядишь.
- Я буду в порядке, - безапелляционно отрезал Джедайт, и юноша снова почувствовал на себя давящий оценивающий взгляд, а затем - после короткого колебания - уже тише: - Мне не хотелось бы снова затрагивать эту тему, но ты не думаешь, что было бы благоразумно забрать у него оружие.
- Полагаю, ты прав, - просто ответил Кунсайт и буднично поинтересовался: - Не одолжишь мне на секунду свечу?
Снова шаги, мимо кровати к ночному столику - и в комнате замерцал еще один огонек.
- Благодарю, - судя по звукам, Кунсайт возвратил свечу. - Мы будем через пять минут.
Без дальнейших разговоров дверь закрылась.
Единственными звуками, которые нарушали повисшую после его ухода тишину, был шорох одежды одевающегося Кунсайта, затем скрипнула кровать.
- Угу, - тихонько мурлыкнул он, собираясь с силами для того, чтобы выбраться из теплого гнездышка. Наконец, с тихим вздохом юноша сел на кровати, подобрав под себя ноги и кутаясь в плотную ткань плаща.
- Твоя одежда, - Кунсайт положил рядом с рабом брошенные им вечером в углу смятые вещи. Мужчина сидел совсем близко, в одних брюках и куртке. Похоже, ему было слишком жарко, чтоб одевать рубашку. В глубоко распахнутом вороте куртки видны безупречные смуглые мышцы. Так хотелось коснуться, прижаться…
Не смея заговорить со своим хозяином, паренек тихонечко нырнул головой в просторную тунику. Только после этого он позволил складкам плаща соскользнуть с него на кровать, ни на минуту не переставая чувствовать на себе взгляд Кунсайто-сама. И от его равнодушной наблюдательной холодности и непрекращающегося молчания у юноши неожиданно защемило сердце, хотя с чего бы ему было ожидать другого? Хозяин и без того был исключительно добр с ним все это время, да и прошлой ночью...
- Кунсайто-сама, - все-таки не выдержал он и, сам не зная, как выразить свое отношение, свою благодарность, не зная даже, что же именно он так хотел выразить, смущенно предложил: - Помочь Вам одеть сапоги?
- Нет, не стоит, - остановил его Кунсайт, и впервые за все утро они неожиданно встретились глазами.
Этот взор, такой непонятный, мягкий и одновременно холодный заставил его замереть как кролика перед удавом, оставляя лишь желание прижаться к груди этого человека и плакать-плакать, пока слезы окончательно не иссякнут, плакать так, как будто это может избавить его ото всех страданий и унижений его прошлого, плакать просто от счастья, что он рядом.
- Сакура, - аристократичные длинные пальцы нежно пригладили ему волосы, скользнули на щеку - самые прекрасные, самые лучшие пальцы на свете! - Как ты сегодня? Ты сможешь… идти?
- Смогу, Кунсайто-сама, - юноша чуть шевельнулся, переминаясь на месте, чтобы на всякий случай проверить достоверность собственных слов. Ничего, вполне... Бывало гораздо хуже. Он улыбнулся и, чтобы окончательно убедить мужчину в искренности своих слов, уверенно добавил: - Вы меня почти и не порвали.
И по выражению этих изумительно-светлых льдистых глаз понял, что ляпнул совсем не то.
- Кунсайто-сама?
Прохладные пальцы чуть дрогнули у него на щеке и снова скользнули по волосам, бережно и осторожно.
- Извини. Ты знаешь... я не намерено.
Мальчик закрыл глаза и зарылся лицом в большую ладонь, легонечко запечатлев в самом ее центре ласковый поцелуй.
- Я знаю.
И на мгновение ему показалось, что он почти заметил короткий проблеск боли в этих ясных глазах.
- Одевайся быстрее. Нам пора идти.
Вслед за этими словами длинные пальцы отпустили его щеку, и Кунсайт наклонился, чтобы натянуть сапоги. В повисшем неуютном молчании юноша проворно закончил одеваться, тоже обулся, и подал своему хозяину всю ночь служивший им одеялом плащ. Взмах – будто огромным крылом – едва не задул хрупкое пламя, и тяжелая ткань привычно хлынула вниз с широких, горделиво расправленных плеч.
А потом Кунсайт уверенно протянул ему руку.
- Отдай мне стилет.
И невозмутимый ледяной взгляд. Рука уже потянулась к поясу, чтобы отдать оружие, когда юноша почувствовал, что не может сглотнуть вставший поперек горла комок. Кажется, только сейчас он понял, что они действительно собираются его убить. УБИТЬ! УБИТЬ ЕГО!
Как он мог забыть! И он умрет. И эта зима уже никогда не кончится для него. И не будет никакого «другого раза» с его Кунсайто-сама.
Он не хотел умирать. Не хотел и даже сам почувствовал, как бесконечно расширяются от страха его зрачки. Но он не будет плакать. Он сильный. Если Кунсайто-сама так хочет, пусть будет так.
- Додзо, - предатель-голос чуть дрогнул, но пальцы, вложившее оружие рукоятью в руку его хозяина, были спокойны.
- Аригато, - Кунсайт просто кивнул, но казалось - чуть поклонился, забирая стилет, и в голосе его было слышно нечто похожее на уважение.
В молчании они покинули комнату и направились прочь по коридору, по направлению к лестнице.
«Надеюсь, это будет быстро. Вы ведь убьете меня сами, правда, Кунсайто-сама? – молча вопрошал юноша в широкую спину идущего перед ним мужчины. – Если меня убьете Вы, это будет не так уж и больно. Ведь Вы всегда обращались со мной так бережно…»
Он почувствовал, как дрожит его нижняя губа, и до крови впился в нее зубами. Он сильный, он не заплачет.
Внизу, в холле горело много свечей, шнырял зачем-то туда-сюда вечно серьезный Джедайт, а примостившийся на краю кресла Нефрит мастерил из подручных материалов факелы.
«Вот и прекрасный повод отвлечься!» – спускаясь, с мрачной иронией подумал подросток, высокомерно разглядывая работу темноволосого дворянина.
- Нефрит, это, по-твоему, называется факел? Ты их когда-нибудь раньше делал? Хоть раз?
Еще немного сонные светло-синие глаза угрожающе сверкнули на него из-под каштановых прядей челки. Возможно, Нефрит и хотел бы ему ответить, но он рвал тряпки для факелов, помогая себе зубами, и, видимо, не счел замечания подростка достаточно едкими, чтобы ради этого прерываться. Ободренный очевидной беспомощностью своего противника, юноша присел напротив него на корточки и принялся внимательно разглядывать каждое движение молодого мужчины. В принципе, никакого особенного фокуса в том, чтобы обмотать тряпками отломанные ножки стула не было, но грех ведь упустить такую возможность позлить недруга.
- Знаешь, Нефрит, я тут подумал, может тебе посоветоваться со звездами? Думаю, даже они лучше знают, как это делается, - демонстративно стараясь не прислушиваться, о чем говорят в двух шагах от них Джедайт и Кунсайто-сама, он подобрал уже готовый факел и начал критически его рассматривать. – Готов поспорить, этой ветоши надолго не хватит. Ты бы их хотя бы смолой пропитал, что ли?
- Ага, только сначала найди мне здесь смолу, - достаточно спокойно парировал Нефрит, откладывая в сторону второй законченный факел. – И вообще, если ты такой умный, лучше бы помог. – Он явно был не в настроении. – Вот и посмотрим, как у тебя получится…
- Не-а, - медленным грациозным движением подросток отрицательно покачал головой, радуясь ощущению волос разметавшихся по его плечам, наслаждаясь самой возможностью радоваться, пока это возможно… Но нет! Лучше не думать об этом… лучше вести себя, как обычно. - Джедайт поручил сделать факелы тебе. Вот ты и мучайся. Белоручка.
- Недомерок.
- Переросток, - парировал юноша, но вопреки своим собственным словам уже взялся за тряпки, помогая Нефриту.
Он смелый. Он сильный.
Он ни за что не даст им понять, как ему страшно.
Кунсайто-сама будет им гордиться.
Обязательно будет.
* * *
В глубоком гроте, оберегавшем вход в гробницу Эртаар, их поджидала широкая винтовая лестница и еще один долгий спуск будто бы по жерлу дремлющего вулкана.
Щедрое эхо неотступно сопровождало звук их шагов. Гулкий грохот от трех пар тяжелых военных сапог поглощал и скрывал в себе мягкую поступь обутого попроще раба. Выросшие в свете факелов черными колоссами тени завораживающе танцевали на стенах, ломаясь о выступы бесчисленных фресок.
Кунсайт шел впереди всех, затылком чувствуя у себя за спиной усталую решимость Джедайта и гордый вызов собственному страху, который с каждым шагом бросал его маленький Сакура. Позади них, все еще немного сонный, но уже на нервах плелся Нефрит.
Странно, но на всем пути им не попалось ни одной ловушки, которых вполне закономерно ожидал старший из заговорщиков. Никто и ничто не мешало им достигнуть желанной цели, и это почти настораживало.
Кунсайт привык верить, что бесплатный сыр только в мышеловке.
А судя по изумительным переливам энергии, кипевшим вокруг этого места, их «сыр» обещал быть, в буквальном смысле слова, просто божественным!
Ступень за ступенью, мимо фресок с полустершимися изображениями доисторических битв, мимо застывшей смерти на крыльях похожих на чудовищных рыб боевых машин погибших богов. Все вниз и вниз, в долгом медленном танце шестнадцати теней, пока, наконец, их спуск не закончился перед высоким резным куполом на самом дне удивительной гробницы. Идеально круглый, более пятидесяти метров в диаметре, с затянутой бледной пульсирующей мембраной базальтовой дверной рамой вместо входа.
