- И что теперь? – за всех полюбопытствовал Нефрит.
- В пророчестве что-нибудь упоминалось об этом? – Кунсайт повернулся к Джедайту.
Тот ничего не ответил и с застывшим на породистом лице выражением «мне уже терять нечего» пошел к мембране и, не останавливаясь, проследовал сквозь нее. Пленка мягко напряглась, пропуская его, и снова срослась воедино за спиной храмового воина.
- Так просто? – удивился Нефрит. И Кунсайт не мог не согласиться про себя с его изумлением.
Без дальнейших разговоров темноволосый дворянин последовал за Джедайтом.
- Идем, - подбодрил Кунсайт после ухода остальных мгновенно судорожно вцепившегося в его плащ парнишку. Рука об руку они приблизились к входу в купол и, чуть подтолкнув перед собой их будущую жертву, Кунсайт шагнул следом сквозь трепещущую пленку внутрь.
Первым, что приветствовало его под куполом, стало шипение потухшего факела в его руке. Горелый запах ударил в ноздри, и он закашлялся, затем откуда-то из мрака прозвучал голос Джедайта:
- Кунсайт, мальчишка с тобой?
- Да, - пальцы протянулись чуть вперед, поначалу запутавшись в пышных кудрях, потом нашли и сжали плечо. Сакура стоял, застыв будто статуя, и, Кунсайту показалось, что он с трудом сдерживает истерический смех.
Неожиданный окрик Нефрита: - «Берегись!» - всего на несколько секунд опередил осветившую помещение серию вспышек.
Следующим, что увидел Кунсайт, стала черная тень с пышной гривой отливающих гранатовым волос в ярком бледно-голубом свете, замедленно приземлившаяся по правую руку от него. Да, Нефрит всегда отличался быстрой реакцией, в этом ему не откажешь.
Медленно… медленнее, чем им бы хотелось, сияние притухло, и стало видно, что его излучают иероглифы, выписанные по кругу на полу, в центре зала. Наконец нестерпимо яркий свет сменился мягким мерцанием, и им удалось разобрать, что это всего лишь два нешироких кольца надписей, одно в другом, разделенных на четыре равные части. Купол поддерживали квадратные колонны напротив каждой из границ в круге.
Надписи переливались всеми цветами радуги, причудливо окрашивая лица, волосы и одежду его спутников.
- «Тот, чья сила - разум, чья воля – служение. Воин энергии и магии», - прочитал Джедайт в дальней части круга, и голос его был удивительно спокоен, когда он совершенно без всякой интонации коротко заметил. – Думаю, это обо мне.
В молчании он прошел вдоль внешней стороны рисунка и занял ограниченный прочитанной им надписью отрезок, очертания которого немедленно окрасились красным.
С сосредоточенным и серьезным видом, и в то же время какой-то слегка пристыженный, будто бы он раздевался перед ними догола, молодой мужчина поднял перед собой обе руки, и вокруг него, почти уловимые глазом закружились призрачные змеи колдовской силы. Сияющим хороводом они медленно обвили его фигуру. Бледное лицо на секунду просияло искренним ликованием, но Джед тут же взял себя в руки.
- «Читающий полночную карту неба, ведающий песню иных светил. Воин звезд», - расшифровал он надпись по правую руку от себя.
- Ну, это я, - хмыкнул Нефрит и присоединился к нему, заняв окрасившийся песочно-желтым цветом участок.
И действительно изумительно было наблюдать, как сквозь купол, и, видимо, сквозь весь колодец и грот снаружи, сквозь толщи земли под мертвым городом, сквозь зимние низкие облака, на него снизошло ослепительно чистое сияние из тончайших серебряных ниточек звездного света.
- «Обжигающий холод, без эмоций, без чувств, без совести и без сердца. Воин снега и льда», - голос Джедайта еще звучал под куполом, а Кунсайт уже молча занял указанное место слева от «воина магии».
Он не видел, как надпись под его сапогами вспыхнула бледно-голубым, а только почувствовал почти забытое покалывание в мышцах, когда по велению его воли ту часть круга, где он стоял, сковал лед. Странно, но в этот миг он понял, что на самом деле всегда знал о своей способности выпускать из себя абсолютный холод и умертвлять его мощью. И почему он никогда раньше не думал об этом?
Внимая, как волны мороза перекатываются по его коже, он и не заметил, как Сакура сам безмолвно занял оставшееся место между ним и Нефритом, напротив Джедайта. Долгое мгновение его поза выражала вызов и гордость, а затем прелестная головка понурилась и с покорностью судьбе, он опустил глаза в пол.
Джедайт начал читать плавно наливающуюся вокруг раба травянистой зеленью сложную вязь иероглифов:
- «Стоящий в пламени и объятый им с головы до ног…»
- Подождите, что это значит? – неожиданно перебил Нефрит. – Ты же не хочешь сказать, что мы должны… СЖЕЧЬ ЕГО?
- Там так написано, - возмутился Джедайт. – Пожалуйста, не мешай мне продолжать обряд. Я же расшифровываю.
- Сжечь живого парнишку, как какую-нибудь поганую ведьму? – и не подумал утихнуть Нефрит. – Я не спорю. Я ничего не имею против честного жертвоприношения. С кровью. Быстро и чисто. Так это должно быть, - рубящим движением он резко взмахнул большим пальцем поперек собственной шеи. – Черт, если так надо, я сам готов перерезать ему горло. Вы же оба знаете, я не чистоплюй. Я смогу. Но сжигать живого человека? – светло-синие глаза впились в лицо Кунсайта. - И ради чего?
- Ради будущего Земли, - однозначно отрезал Джедайт. – Ради избавления от тирании Луны.
- Можешь засунуть эту тиранию сам знаешь куда! Что ты несешь, Джед? – сорвался Нефрит. – Мы решаем жизнь живого человека. Он был нашим товарищем столько времени. Он ел и спал рядом с нами, - громкий голос его неожиданно дрогнул. – Мы не можем просто так взять и поджечь его живьем, ради какого-то чертового переворота! Ради того, чтобы посадить на трон любовницу Кунсайта и сделать карьеру под ее крылышком. Мы… мы же не такие?
- Извини, Нефрит, но я не разрешаю тебе перерезать горло мальчишке. Если по обряду его надо сжечь, мы сделаем так, как указано, - спокойно ответил Джедайт и повернулся к молчаливо наблюдающему всю сцену их старшему товарищу: - Кунсайт, мальчишка - твоя собственность, так что я полагаю… У тебя есть огниво или воспользуешься моим?
- Кунсайт, ты же не сделаешь этого? – подаваясь вперед, почти вплотную к внутренней границе круга, глухо прошипел Нефрит. – Даже ты не можешь быть настолько бесчеловечен…
- Благодарю, Джедайт. Ты, как всегда, исключительно предусмотрителен - «и как всегда умеешь элегантно уходить от грязной работы», - с ничего не выражающей, вежливой улыбкой полукровка взял протянутое ему сквозь внутреннюю границу между красным и бледно-голубым секторами огниво и повернулся лицом к своему рабу.
Ледяной холод все еще царствовал в его венах, когда он посмотрел на понуро замершего подростка - совсем еще ребенка с пышными золотыми волосами, которые, наверняка, так легко вспыхнут. А потом займется его одежда, и нежная бледная кожа почернеет под лаской пламени.
Зачем ты думаешь об этом? Просто сделай, как надо.
И тут подросток поднял на него глаза. Огромные зеленые глаза в обрамлении длинных черных ресниц. И их переполняло отчаянье, и боль, и страх - и поверх всего этого – желание угодить тебе. Тебе, бессердечная ледяная сволочь, способная заживо сжечь того, кто еще вчера бескорыстно и охотно отдавался тебе. Скормить пламени этот совершенно лишенный надежды, но полный безмерного детского обожания, самый любящий взор.
Ради твоих амбиций.
Усилием воли Кунсайт шагнул по направлению к юноше, почти вплотную к границе между их секторами, беспрепятственно протянул застывшие руки сквозь нее в щедро мерцающую зелень.
Напуганный и решительный взор ему навстречу.
«Хорошо, что я не успел к нему привязаться».
Лед в венах. Лед в сердце. Лед в душе. И - неподвижно застывшие большие руки. Заледеневшие.
Всего-то и требовалось - одно короткое движение, одна искра на эти волосы. На дивные, мягкие, ароматные волосы...
Руки застыли, как камни, и не двигались.
Он велел им двигаться, но они не подчинялись. Руки, еще вчера ласкавшие изумительно послушное тело, будто по собственной воле противились его власти.
«Хватит, я сделаю это», - отринув совершенно некстати образовавшуюся из ниоткуда совесть, зло подумал Кунсайт, и на малоподвижном лице его возникло устрашающее сосредоточенно-решительное выражение.
Зеленые глаза бесконечно расширились, затрепетали на мгновение влажными ресницами и испуганно зажмурились, будто в ожидании удара.
- Черт, я не желаю иметь с этим ничего общего, - Кунсайт не увидел, но плечом почувствовал, как Нефрит резко отвернулся от них. - Катитесь все в бездну!
Позади и чуть в стороне медленно истончалось терпение Джедайта.
А руки не двигались.
Проклятие, почему?
Он же был готов сознательно убить мальчишку, принести в жертву своему будущему единственное существо, сумевшее искренне и беззаветно полюбить холодную мертвую глыбу, которой он был. Ради падения Луны, ради политических интриг, ради своего положения в обществе, своей карьеры – убить его.
А руки не двигались. И он не мог… не мог, черт побери, их заставить!
Он почти ненавидел их в этот момент. Ненавидел свои руки, и неподвижного прекрасного мальчика, и двух своих товарищей по заговору – невольных зрителей его позора, и нестерпимо болезненно ненавидел себя.
А время все текло мимо них.
- Все нормально, Кунсайто-сама, - маленькие теплые ладони неожиданно накрыли снаружи его руки, и расфокусировавшийся от напряжения взгляд мужчины плавно вернулся к отчетливой реальности. Он смотрел в теплые зеленые озера абсолютной преданности. Пухлый нежный рот тронула слабая тень неуверенной улыбки. – Вы помните? Я мужчина. Я не боюсь.
Боль тонкой раскаленной иглой пронзила нутро.
Мальчик, мой мальчик…
Бледные ручки разжались и отстранились. Между ними гордое и прекрасное, совершенное и свободное танцевало пламя.
Живое пламя!
Оно возникало из ниоткуда, плененное между двумя тонкими ладошками, и очерчивало жаркими алыми линиями их контуры, каждый ноготок, каждую ложбинку между длинными нежными пальцами.
Отпустив взгляд своего оцепеневшего хозяина, Сакура опустил ресницы, поднимая бьющийся огонек до уровня своего лба, а затем резким движением низринул его вниз. Освобожденное пламя стремительно рванулось по тощему силуэту, волной подхватывая волосы, сливаясь с ними и вплетаясь в золотые кудри причудливыми страстными языками, охватило все тело, жадно лаская, но не причиняя никакого вреда.
Зеленое сияние иероглифов удивительно оттеняло живой пожар, бросая причудливые чувственные тени на тонкую фигурку раба.
Это было прекрасно.
- «Воин огня», - с мягкой, одновременно пленяющей и пугающей полуулыбкой закончил прорицание юноша. А потом ресницы дрогнули, на секунду приоткрывая блестящие щели глаз, и сквозь отбрасываемые ими на щеки стрельчатые тени отчетливо можно было разобрать одновременно восторженный и немного смущенный румянец: - Я не знал. Я, правда, не знал.
Кунсайт выдохнул. Он сам не мог объяснить, что он почувствовал, но прежде чем кто либо из них успел и слово сказать, надписи на полу потухли оставляя четырех человек в сиянии пробужденной ими (или в них?) сверхъестественной силы, и одновременно они услышали чужой голос. Голос отовсюду и из ниоткуда, сказавший внутри их сознания:
- Четыре живые души четырех хранителей, биение вашей жизни было услышано, - в центре круга между ними пространство медленно свернулось черной дырой, судорогой рождая прозрачный пустой шар из переливчатого хрусталя. – Да будет замерена цена жертвы ваших даримых душ.
- Что? – вслух вскрикнул Нефрит, на красивом лице – смесь возмущения и испуга. – Джед, Кунсайт? Что это значит? Что происходит?
«Если б я знал», - подумал старший из заговорщиков, инстинктивно чувствуя, как оживает пустота в центре круга, как она начинает вытягивать их силу.
- Воин магии, Джедайт, выше всего на свете ценящий разум, независимый и героически упорный в достижении своих целей, ты невероятно исполнителен и выше всего ценишь дисциплину и субординацию, требуя от окружающих такого же отношения к работе, какое проявляешь ты сам. Ты не способен ощущать благодарность, и неблагодарность станет твоей судьбой. Все твои заслуги будут забыты. Разум ясный и острый, как алмаз, ты закончишь свое существование запечатанным в цельном кристалле.
И без того бледный светловолосый храмовый воин окончательно побелел, но ни один мускул не дрогнул на его лице.
- Воин звезд, Нефрит, беззастенчиво лгущий и бесстрашно говорящий правду, непокорный и вольный, ты будешь искушать судьбу при любой возможности, бесстрашно рискуя всем во имя ничего. Станешь жить полной грудью, не чувствуя вкуса к жизни, без цели, без смысла, под девизом единственной, подлинной в твоем понимании ценности - свободы. Она же и станет твоим приговором. Возможность самостоятельно решать, что верно и что неверно, будет стоить тебе жизни. Не изменивший своей свободе, ты погибнешь с клеймом предателя, убитый по приказу своего же товарища.
Остановившимся взглядом Нефрит с вызовом взирал прямо в центр круга. И Кунсайт подумал, что их темноволосый товарищ неосознанно пытается заглушить свой страх злобой.
- Воин огня, которому суждено быть названным Зойсайт...
Кунсайт почувствовал на себе полный паники взгляд изумительных зеленых глаз.
«Прости, малыш, я не хотел вмешивать тебя во все это, но теперь все равно уже поздно».
- ...невероятно сильный и неправдоподобно слабый в одно и то же время. Сотканный из чистых эмоций, чистейшей любви и чистейшей ненависти, ты живешь только их огнем. Ты готов на все, когда ненавидишь, и готов на все, когда любишь. Не делая разницы между теми, кого убиваешь, ты сам призовешь к себе свою смерть. Но погубленный ненавистью, ты встретишь свою гибель в объятиях любви.
Мальчик смотрел на него, только на него. В темно-зеленых безднах - страх, вопрос и надежда.
- Воин снега и льда, Кунсайт, холодный и безжалостный, невозмутимый и равнодушный, ты являешь всему миру образец неомраченного совершенства. И ты настолько привык сам верить в это, что из страха поставить под сомнение нерушимость твоих ледяных покровов, добровольно обречешь себя на одиночество, упорно отрицая то, что привязался к другому человеку, пока не потеряешь его. Столь желанное тебе ледяное одиночество станет одновременно твоей судьбой и твоим приговором, и лишь звук имени любимого окажется способным согреть тебя в мгновение твоей гибели.
Без сомнения, такое пророчество-приговор вдохновляло...
- Воины магии и энергии, звезд, огня, снега и льда, гордитесь, ибо ваши души сочтены достойными. Металлия принимает их в качестве жертвенного дара.
Нефрит успел еще выругаться, а Джедайт только дернулся, как от пощечины. Кунсайт и юноша встретились взглядами.
А потом на них навалилась темнота, абсолютная, беспросветная тьма. Общая для всех и в то же время своя для каждого.
Но за мгновение до ее падения, Кунсайт успел дотянуться до руки мальчика и сквозь оживляющий, отрезвляющий, болезненный огонь мягко сдавить тонкие теплые пальцы.
«Не бойся. Я рядом».
И запредельный голос, прошептавший в его сознании.
Успел… Радуйся, в следующий раз не успеешь…
* * *
Темнота кипела и бушевала вокруг, охватывая и унося, отрывая от пространства, от времени, лишая смысла и понимания, и затапливая смесью образов, ощущений, эмоций...
Водоворот все ускорялся, бушуя вокруг них, пока не разорвал хрупкие призраки людей прочь друг от друга, безжалостно расшвыряв их в четыре разные бездны, четыре разных ада - для каждого свой.
---------------------------
Джедайт не мог защититься, не мог двинуться, не мог вздохнуть, не мог даже закричать!
Камень сжимал его руки, ноги, бока - все тело затекло и онемело от боли.
Камень, только камень повсюду. Без выхода, без единого шанса на спасение, без надежды.
Недостаток кислорода рвал ему легкие.
Широко распахнутые глаза ничего не видели. Не могли видеть. Камень давил ему прямо на глазные яблоки.
Он был в ловушке, заключенный внутри магического кристалла, запакованный будто флейта в футляре. Погребенный живым.
Не гордый воин – насекомое в янтаре. И последний из его бастионов – рассудок - готов был рухнуть.
«Пожалуйста. Пожалуйста, хватит!» – презирая себя за слабость, безмолвно молил он в никуда. Молил, сам зная, что все бесполезно.
Он уже встретил свою вечность.
---------------------------
Звезд становилось все меньше.
С каждым прошедшим днем, хоть на одну, но обязательно меньше.
И вино больше не приносило ни радости, ни забвения, лишь помогая размножить звезды до необходимого количества.
Комнаты, залы, коридоры, полутьма-полутени – Нефрит уже плохо соображал, где он находится. И, в сущности, ему было просто наплевать. Какая разница, где ты, если ты все равно не там.
Пустота, гулкий сумрак и призраки издевательского смеха.
Сутуля некогда гордую широкую спину, в сущности молодой еще мужчина с полупустой бутылкой в руке мрачно плелся по пустым темным залам.
Какая разница… Ведь звезд становится все меньше.
И однажды листва дерева украдет у него почти все звезды, чтобы оставить боль и дурманящий запах подкравшейся смерти и чувство, что все правильно.
Он не хотел, чтобы звезды исчезали. Он любил звезды. Он любил жить. Но он не жалел и не боялся.
Только чертовски жаль было звезд…
---------------------------
Это было давно… Очень давно, еще в караване.
Он уже и не помнил лиц (ненавижу людей без лиц!). Только волосатые мужские руки. Руки и потные тела.
Почему он должен вспоминать это? Почему он должен пережить все заново?
Кричать, вырываться, пытаться убежать! Но, как и тогда, он снова отчаянно бился под липкими ладонями в яростном порыве освободиться, униженный собственной беспомощностью, напуганный ощущением чужого дыхания на своей коже. Все бесполезно!
Безликие люди били его и смеялись, а он был слишком слаб.… Слишком слаб, чтобы защитить себя. Девятилетний ребенок против нескольких взрослых.
Всегда ненавидел свою слабость!
Они смеялись над ним и потом…
И это было так больно, так нечеловечески больно, что слезы сами потоком хлынули по его лицу, смывая прочь изувеченную гордость, и, забыв себя, он кричал и плакал. И слабеющий детский голос молил их остановиться.
Это был первый раз, и понадобиться еще некоторое время, прежде чем мальчик раз и навсегда поймет, что просить о пощаде бесполезно.
------------------------------
Холодно.
Все время холодно.
Главное, чтобы не дрожали руки. Чтобы никто не видел, как дрожат руки.
Если сосредоточиться на руках, можно забыть про все остальное. Просто тупо смотреть на свои пальцы, сжимая и разжимая кулаки.
Все вокруг было мертво. Пустая мертвая комната, пустой мертвый замок, пустой мертвый мир. Нет, конечно, повсюду вокруг еще копошилась какая-то бессмысленная нелепая жизнь, да и ему самому ежедневно приходилось надевать на свой труп привычную маску, идти и играть в этом мире положенную ему роль. Но вокруг была смерть, в нем была смерть.
Он так устал, ему было холодно и пусто. И он знал, что не может получить назад то, что согреет его, а больше ничего ему было не надо.
«Никогда не думал, что мне будет его так не хватать...»
Нет, сосредоточиться на руках.
Главное, чтобы никто не заметил, как дрожат руки…
------------------------------
Бешеный водоворот все пил и пил их страхи и боль, их прошлое и их будущее, пока насытившись, не бросил свои жертвы и не утих.
Полый шар медленно втянул безостановочную, почти завораживающую пляску темных чувственных языков, вспыхнул на мгновение, а затем тоже притух, с невинным видом медленно опустившись на пол между четырех беспомощно распростертых на холодных камнях человеческих тел. Медленно-медленно глубокие голубые тени укутали недвижимые силуэты щедрым и нежным пологом, и лишь слабые отголоски мечущихся вспышек внутри шара на доли секунды вырывали у темноты то очертание предплечья, которым светловолосый храмовый воин невольно пытался защитить себе глаза, то контур гордого профиля и разметавшиеся по полу, по голому камню каштановые змейки пышных волос, то отчаянно крепко переплетенные пальцы двух рук…
Глава 3
Он очнулся не сразу, с ноющим чувством где-то посередине хребта, незамедлившим просветить его, что он провалялся без сознания уже достаточно долго.
Еще не в силах открыть глаза, он определился с двумя источниками звуков, собственно и возвративших его из небытия. Слева, совсем близко от него раздавались полные агонии, жалкие стоны вперемешку с неразборчивыми, не менее жалкими мольбами.
-Иие! Иие! Иттай, ямэтэ... - плакал испуганный голос. Плакал измученно и устало, без воли и надежды. И почти уже шепотом: - Кудасаи...
Дальше и чуть в стороне, кто-то громко и измученно кашлял и отхаркивал, отхаркивал и кашлял.
Правый локоть ощущался вполне надежно, и Кунсайт воспользовался им как опорой, плавно приведя себя в сидячее положение, затем надолго замер, жестко массируя пальцами лоб и висок. Он чувствовал погано внутри, в каких-то таких органах, про которые он раньше и не подозревал, что они там есть. Даже не боль, а просто ноющее щемящее чувство того, что ты решительно нездоров. Впрочем, одним настойчивым усилием воли он отбросил это чувство на второй план и… только тогда ощутил, липкую дорожку влаги засохшую у себя на груди и на боку слева. Явно кровоточил небольшой порез, где-то между третьим и четвертым ребром.
Гадая, откуда бы он мог взяться, мужчина, наконец, заставил себя открыть глаза и увидел…
В сущности, больше всего это напоминало последствия драки или же попойки.
Прямо напротив него стоял на четвереньках Нефрит. Безобразно перепутавшиеся длинные волосы осыпались по обеим сторонам его лица и мотались по полу в такт сотрясающим его судорогам мучительного кашля, и он как-то странно распределил свой вес, как будто бы не мог, как следует, опереться на правую руку.
Джедайт лежал без движения, спиной к ним, тонкий и кажущийся удивительно уязвимым. Он едва дышал.
Слева от очнувшегося Кунсайта корчился его мальчишка. Он будто отбивался, будто хотел вырваться из невидимых несуществующих рук, но все усилия его были тщетны.
Что ж, по крайней мере, он был жив.
Не раздумывая, Кунсайт наклонился, поднимая бьющегося, извивающегося подростка к себе в объятья.
- Нет, нет! - всхлипнул юноша, пытаясь высвободиться, оттолкнуть от себя более крупного мужчину. - Не надо больше... Прошу.
И он уже откровенно разрыдался.
- Сакура? - почти что напуганный его состоянием Кунсайт наклонился ближе, сжимая тонкие запястья раба.
- Пожалуйста, не надо... Мне так больно... Пожалуйста! - тощее тельце сотрясали мощные спазмы. - Не надо... Кунсайто-сама!
«Что же ты видишь?» - в молчании мрачно полюбопытствовал мужчина, пытаясь успокоить впавшего в истерику паренька, гладя его бока и спину, устраивая у себя на коленях.
Зеленые бездны чуть приоткрылись, влажными щелями сияя сквозь ресницы, и будто только сейчас поняв, кто держит его за руки, юноша вдруг всем телом подался в объятия Кунсайта, уткнувшись лицом в его плечо и захлебываясь рыданием.
- Кунсайто-сама! Не позволяйте им, пожалуйста! Я умоляю…
«Гордый Сакура, как только они посмели так сильно ранить тебя!»
- Тише, тише. Не бойся. Я никому не позволю тебя обидеть. Я здесь. Я рядом.
Странно, но почему-то необходимость успокаивать, уверять, поглаживать, просто обнимать мальчишку неожиданно согрела его самого, смягчая, заполняя давящую пустоту внутри. Кунсайт вздохнул и уткнулся лицом в ароматные золотые волосы на макушке, уже чувствуя, но подсознательно не желая понимать, откуда исходит насыщенный темный запах крови и почему (он прекрасно чувствовал это бедром) брюки мальчишки под ягодицами насквозь пропитались подсыхающей влагой.
- Я с тобой, Сакура. Сакура. Поверь мне, все позади.
«Для тебя твой кошмар останется в прошлом, я позабочусь об этом, - подумал он, чувствуя укол легкой зависти: - Твой кошмар уже позади…»
Нефрит слышал их голоса, но не мог, да и не желал вслушиваться в слова. Правое легкое горело огнем, и каждый раз, когда он сплевывал, совершенно непотребные, какие-то травянистые на вкус, но совершенно очевидно кровавые ошметки вырывались у него изнутри. Он все никак не мог, наконец, откашляться, и у него уже голова раскалывалась от этого.
Это было больно, черт побери. И он только хотел, чтобы это прекратилось, не в силах заметить, как мутно зеленоватые ручейки сочатся у него из-под куртки, как ноет разорванная обоженная кожа на спине.
А-а, пошли вы все к черту!
Джедайт плакал. Впервые в жизни. Это было стыдно и унизительно, но он ничего не мог поделать.
Он плакал неподвижно и молча, и только влажные дорожки сбегали по его подтянутым скуластым щекам.
И дело даже не в том, что у него болело абсолютно все, так, будто бы он побывал под копытами лошадей, и он чувствовал себя усталым и изможденным, как никогда еще в своей, в сущности, не такой уж и долгой жизни.
Просто он помнил, что он видел в бреду. И ему было страшно. Он не хотел так. Он не хотел!
Он не знал, что ему делать.
Но он точно знал, что не шевельнется и не позволит остальным видеть свое лицо, пока слезы не перестанут сами по себе сочиться из его глаз. Наконец уже перестанут!
С почти завидной синхронностью надломанные всхлипы подростка и рваный кашель Нефрита стали утихать, пока окончательно не сошли на нет, и помещение наполнилось тишиной.
- Нефрит, пойди проверь выход, - наконец распорядился Кунсайт, без особенного удовольствия рассматривающий чудом не удавившие никого из них массивные обломки одной из колонн, по всей видимости, обрушившейся, пока они были без сознания.
- И на том свете тоже будешь командовать, да, Кунсайт? – себе под нос пробормотал их темноволосый товарищ, но все же подчинился приказу и, шатаясь, побрел в направлении, откуда они пришли.
В сущности, старшему из заговорщиков было наплевать на его личное мнение. Просто, за исключением его самого, Нефрит выглядел наиболее боеспособным. Джедайт так до сих пор не издал ни одного звука, и даже дыхание его было еле заметно по движению плеч. Что касается Сакуры, то мальчик затих на груди Кунсайта, и только руки его вопреки очевидной полной беспомощности всего тела мертвой хваткой цеплялись за одежду мужчины.
Проклятый шар мягко мерцал на полу, подсвечивая их застывшие фигуры.
Снова кашель, а потом из-за сколотой мраморной глыбы появилась всклокоченная шевелюра Нефрита.
На мгновение он встретился взглядом с Кунсайтом. Светло-синие глаза всеобщей женской любви поблескивали, будто желая поддразнить: «Я знаю что-то, чего вы не знаете». Но, не говоря ни слова, он просто кивком позвал их следовать за ним.
Все также в молчании полукровка поднялся на ноги, вознося с собой безвольно обвисшее у него в руках хрупкое тельце мальчика, затем повернулся к их последнему товарищу.
- Джедайт?
- Я в порядке, - едва слышно прохрипел с пола храмовый воин и с усилием приподнялся на локте, потом сел.
Кунсайт удовлетворенно кивнул и, ни к кому конкретно не обращаясь, приказал:
- Заберите шар.
Он бы предпочел сделать это сам, но у него просто были заняты руки, однако, когда, бормоча нечто недовольное, Нефрит направился к их добыче, охрипший голос Джедайта вежливо остановил его.
- Не беспокойся. Я захвачу его.
- Джед, ты точно в порядке?
- Да. Я уже иду.
Решив, что было бы неуважительно подвергать сомнению способность Джедайта самостоятельно оценивать свои возможности, Кунсайт, не оборачиваясь, направился к выходу, прошел мимо Нефрита, с легким сомнением наблюдающего за неуверенными движениями храмового воина, и, частично обойдя, частично перешагнув через наваленный у входа каменный мусор, уверенно шагнул сквозь тонкую пленку выхода.
В следующее мгновение он ощутил невыносимую боль. Страшную, въедающуюся, мучительную боль в глазах. Солнечный свет!
Он стоял, ослепленный, в безжалостном жарком потоке света, пойманный врасплох настолько, что даже не заметил, как следом за ним наружу вышли Нефрит и прижимающий к груди сделанный из собственного плаща округлый сверток Джедайт.
- Ну, как? Ничего себе сюрприз? – с несколько неуместным, казалось бы, в данной ситуации самодовольством спросил рядом Нефрит.
И когда к нему, наконец, вернулась способность видеть, полукровка обнаружил, что они все четверо стоят на дне глубокой воронки, еще одного нового котлована, внутри прежнего, на дне которого еще недавно располагался теперь исчезнувший с лица земли подземный город.
И высоко снаружи, над ними, насколько хватало глаз, вволю развернулось буйное и щедрое лето. Кунсайт почувствовал на себе вопросительный взгляд Джедайта, но промолчал. Он и сам хотел бы знать, что происходит.
К тому же только теперь, на свету замеченные им отчетливые синяки и ссадины на строгом правильном лице храмового воина застали его врасплох. Значит, не только они трое, невозмутимый непоколебимый Джедайт тоже…
- Высоковато, - оценил тем временем глубину внутреннего котлована Нефрит. – Однако, стенки пологие. Выберемся. – На свету можно было видеть, что висок и часть волос у него тоже вымазаны странной зеленоватой субстанцией, невзирая на цвет все равно чертовски похожей на кровь. И, тем не менее, Нефрит улыбался. – Едем домой.
- Где будем искать наших лошадей? – коротко и как всегда по делу полюбопытствовал Джедайт.
Трое помятых усталых мужчин, один с обмякшим мальчиком на руках, шли по дну кратера, медленно поднимаясь по его пологой стене.
- Да, что их искать-то? Свистну и придут, - самоуверенно усмехнулся Нефрит и широко раскинул руки, будто купаясь во всем этом свете и тепле, будто хотел обнять простирающееся над ними лазурное небо, почти физически излучая радость и жажду жизни. – Меня животные любят.
- Понятно, подобное всегда стремится к подобному, - еще слабо, но уже с прежней ядовитой насмешкой пробормотал Сакура, и Кунсайт неожиданно ощутил острое недовольство тем, что первым, с кем осознано заговорил после своей истерики юноша, был не он. И все же юный раб выглядел еще слишком слабым, а старший заговорщик ощущал себя достаточно сильным, чтобы и дальше нести его на руках.
И потом… ему просто было… очень спокойно от того, каким приятным ощущалось у его груди теплое тельце.
Они шли вверх, а вокруг них, снаружи обоих котлованов, во всю уже наливалось зеленью пышное лето.
